В истории мировой культуры есть одно необъяснимое явление, когда выдающиеся художники и музыканты, ваятели и зодчие, артисты, писатели и поэты со страстью и волнением, с упорством и самоуглублением проникают в сферы человеческого духа, внешне, казалось бы, далекие от создаваемых ее творцами культурных ценностей. К таким «другим областям» относится наука, традиционно «выносимая за скобки» так называемых «творческих профессий». Конечно, есть свои гении и таланты и в науке, и здесь возможно творчество, но это творчество как бы иного рода, оно ограничено отдельными областями и отраслями знаний. Как считают многие «творческие работники», и сама наука существует для того, чтобы, по крупицам собирая и пополняя копилку знаний, проверять их и передавать проверенное практике, создавая на их основе ценности. Но ценности другие, материальные, из которых и строится цивилизация с ее ограниченными представлениями о трех основах физического существования – пище, одежде и крове и которые, по мнению С.Н.Рериха, «похоже, остались на том же прискорбном уровне, а все великие достижения материальной цивилизации, как это ни печально, не способны обеспечить основные потребности жизни» [11, с. 137]. Лишь «великое искусство ведет нас к осознанию подлинных ценностей жизни», и «великие сокровища человеческого духа» [11, с. 128], основа культуры, позволят «нашему духу возноситься на своих собственных расправленных крыльях земной энергии в более высокие сферы бытия, к более глубоким таинствам жизни, к высшему сознанию» [11, с. 139].

​

Красивые образы, проникновенные слова… Но что такое «высшее сознание»? И может быть, «великие сокровища человеческого духа» как-то причастны к так называемой «материальной» науке? Иначе как объяснить удивительный феномен человеческой культуры: выдающиеся создатели мировых культурных, художественных ценностей (с чего мы и начали наше повествование) в отдельные периоды жизни или всю жизнь параллельно основной деятельности увлеченно творят в сфере «сухой науки», из которой традиционно, в обиходном мышлении, изгоняется Святой Дух и методы которой противоположны свободному полету великого искусства? На ум приходят поистине универсальные гении человечества – Леонардо да Винчи, М.В.Ломоносов, В.И.Вернадский… Или композитор и крупный ученый-химик А.П.Бородин, нобелевский лауреат писатель В.В.Набоков, известный своими коллекциями в среде ученых-энтомологов. Вспомним страстное увлечение математикой М.Ю.Лермонтова, любовь к логике шахмат композитора С.С.Прокофьева, «доски» и «числа» Велимира Хлебникова, – можно умножать примеры такого «раздвоения личности», они хорошо известны. Но наша задача другая, постановка ее почти неизвестна, а решение требует некоторых нетрадиционных в истории культуры подходов.

​

Чтобы подтвердить принадлежность Святослава Николаевича Рериха к плеяде выдающихся естествоиспытателей-космистов, необходимо показать на основе историко-научного анализа имеющихся документальных источников и сохранившегося научного наследия С.Н.Рериха, что он, художник с мировой известностью, практически всю свою жизнь, с раннего детства, увлекался миром живой и неживой природы. Это было не некое хобби, но сознательное и постоянное постижение и углубление знаний по широкому кругу проблем естествознания. Он занимался этим с огромным трудолюбием и самообразованием, повысив уровень своих знаний до степени высокого профессионализма и квалифицированной научной деятельности.

​

Мне видится в этой титанической подвижнической деятельности Рериха-естествоиспытателя, в его страстной непреходящей приверженности к комплексному естествознанию, в его восприятии и чувствовании космической «целостности Жизни» («Integrity of Life») – глубокая сущностная причина, та первопричина, что в значительной мере определяла направления его художественного и научного поиска, его философских исканий. Странным образом в исследованиях искусствоведов о творчестве С.Н.Рериха первопричина, о которой мы поведем речь более подробно, никак не выделяется, а его «одна, но пламенная страсть» к естественно-научному исследованию Природы не соотносится с его художественным творчеством. Происходит это, на мой взгляд, оттого, что фундаментальная наука не охватила еще критической научной методологией те области творческого наследия семьи Рерихов, которые доступны современному научному исследованию.

​

Существующий вокруг творчества Н.К., Е.И. и С.Н. Рерихов ореол высокой духовности не должен служить препятствием к строгому научному анализу тех сторон и результатов деятельности этой семьи, которые вполне входят в сферу компетенции современной науки. К ним относятся рассматриваемые здесь области естественно-научных изысканий С.Н.Рериха и, конечно, выдающиеся исследования Ю.Н.Рериха, вошедшие в золотой фонд мирового гуманитарного и, частично, естественно-научного знания. Научному анализу, без сомнения, со временем подвергнутся и наиболее сложные для понимания тексты Елены Ивановны Рерих, философия которых вошла в духовный строй личности ее сыновей и оказала на всю семью безграничное и безоговорочное влияние. Наконец, есть еще одна трудность в предпринимаемой попытке введения С.Н.Рериха в круг естествоиспытателей-космистов: недостаточная изученность вопроса, отсутствие систематизированных научных материалов, их разбросанность по разным архиво- и фондохранилищам, от Индии, России, стран Балтии до Америки. Но прошедший 100-летний юбилей С.Н.Рериха вызвал к жизни волну творческой активности в среде научной и художественной общественности, а Международный Центр Рерихов опубликовал несколько важных для последующего анализа трудов, среди которых такие, как: Беликов П.Ф. Святослав Рерих: Жизнь и творчество; Рерих С.Н. Письма. Т. 1; Рерих С.Н. Искусство и Жизнь (на русском и английском языках); Creative Thought: Articles by Svetoslav Roerich; сборник воспоминаний о Святославе Николаевиче и другие. Кроме них в данной работе использованы результаты нашего предварительного изучения в октябре – ноябре 2004 года, в период научной командировки в Индию, фондов ныне законсервированного Института Гималайских исследований «Урусвати» в Наггаре (долина Кулу, штат Химачал Прадеш) [см. 20]. Существенным подспорьем явилось осмысление сказанного С.Н.Рерихом во время его бесед с вице-президентом АН СССР академиком А.Л.Яншиным в Академии наук в 1984–1989 годах, в которых принимал участие автор [см. 6]. Использованы также некоторые фонды Международного Центра Рерихов и Музея Н.К.Рериха в Москве. Однако предстоит большая дальнейшая исследовательская работа по сбору, систематизации и научному изучению обширного пласта рукописных и коллекционных материалов, относящихся к научному наследию Н.К., Ю.Н. и С.Н. Рерихов. В связи с этим данное исследование можно рассматривать только как постановку проблемы, попытку осмысления некоторых концептуальных положений, которые в дальнейшем предстоит насытить новым научным содержанием, или, быть может, найти новые углы зрения, отличные от здесь предложенных. Автор надеется, что создание в содружестве с Международным Центром Рерихов и на его базе Объединенного научного центра проблем космического мышления привлечет большой отряд квалифицированных ученых и специалистов к междисциплинарному исследованию богатейшей сокровищницы культурного и научного наследия великой семьи Рерихов.

 

«РАДОСТЬ ПОЗНАНИЯ В РАДОСТНОМ ВРЕМЕНИ ДЕТСТВА»

 

Эти слова принадлежат не Святославу Николаевичу, а одному из величайших ученых человечества, прославившемуся открытием яйца млекопитающих и человека и выдающимися комплексными экспедициями на заполярную Новую Землю и в пустыни Прикаспия, российскому академику Карлу Максимовичу Бэру, высоко ценимому В.И.Вернадским. Именно к кругу идей естествоиспытателей такого масштаба относятся устремления С.Н.Рериха, и мы еще не раз увидим, сколько общих черт объединяет его с творцами фундаментальной науки. Одна из главных объединительных черт – формирование интереса к Природе в самом раннем детстве. Интерес этот крепнет и сохраняется до конца жизни, и примеры К.М.Бэра и С.Н.Рериха – лучшие тому доказательства.

​

С младенческого возраста (полтора-два года) и до 8 лет, окруженный теплом и заботой, Бэр рос в доме дяди, старшего брата отца, не имевшего своих детей. Имение Лассила в Эстляндии, принадлежавшее старшему Бэру, «было живописно расположено и отличалось очень разнообразными, привлекательными окрестностями» [3, с. 45]. Дядя Карл был большим любителем садоводства, а Бэр, как он пишет, «имел честь быть его верным помощником». Причудами дяди в саду были устроены искусственные «Парнас», «Лабиринт» из испанской сирени, «Улитковый ход» из ягодных кустарников, «Змеиный ход» и «Запутанный ход». Эти выдумки, как вспоминает Бэр, действовали на воображение ребенка, вводили его в неизведанный мир природы. Он красочными мазками описывает примыкающую к имению «дикую местность» с холмами, поросшими березовым лесом и темным сосновым бором, где он бегал до изнеможения, собирая растения и окаменелости. Анализируя впечатления раннего детства, Бэр делает важный, с нашей точки зрения, вывод: «Мне кажется, что окрестности Лассилы развили у меня <…> чувство интереса и любви к природе (выделено мной. – А.Н.). <…> Мое первое живое впечатление, которое сохранилось в моей памяти, тоже имеет источником объект природы» [3, с. 45].

​

Как ни странно, Бэр на многих страницах «Автобиографии» очень подробно и убедительно доказывает, что формированию человеческой личности и интереса к природе способствует… позднее домашнее обучение ребенка! Заметим, что до 8 лет включительно К.М.Бэр не знал ни одной буквы, не умел ни читать, ни писать. Исходя из собственного опыта, он считал, что нельзя сокращать «радостное время детства». «Родители иногда боятся пропустить время для начала учения их детей, – замечает К.М.Бэр. – Они не обращают внимания на то, что усвоенное с удовольствием дает гораздо более благоприятные результаты, чем изученное с несносным принуждением. Там, где отсутствует радость познания, там вообще результаты бывают невелики и то, что пройдено, скоро забывается» [3, с. 51].

​

«Радость познания» – важнейшее ключевое понятие к характеристике личности Карла Бэра, географа и естествоиспытателя, как и многих других натуралистов, включая Святослава Рериха. Читая страницы путевого Каспийского дневника Бэра, мы явственно ощущаем синтез этих двух начал его личности – чувства любви к природе и радости познания ее скрытых тайн. Иначе невозможно понять и объяснить то самопожертвование будущего ученого, которое он проявлял, исследуя неизведанную природу Новой Земли или глубинной Калмыцкой степи Прикаспия. Бэр умирал на побережье Карского моря, замерзал на кавказских горных перевалах, из Прикаспия вернулся инвалидом, но до конца жизни сохранил неугасимую любовь к природе и радость ее познания.

​

Самоотверженность и неиссякаемое трудолюбие в познании тайн Природы были свойственны и С.Н.Рериху, и корни этих замечательных черт характера будущего естествоиспытателя-художника вместе с ростками сознания прорастали в далеком детстве. Сам Святослав (хотя написал более тысячи писем!) почти не оставил описания своих детских впечатлений. Но их хорошо помнила его обожаемая Матушка, его любимый Масик, оставившая потомкам ценные свидетельства о детстве своих сыновей. Святославу еще нет и трех лет, но тяга к познанию Природы уж овладела всем существом юного натуралиста: «Светкина любовь ко всему живому простирается и на дождевых червей, улиток и прочих мерзостей. Набрал этой гадости целую массу, все ведерки и банки заняты этой коллекцией, и не позволяет выбрасывать» [цит. по: 1, с. 19].

 

И хотя Елена Ивановна не была в восторге от подобных «домашних животных», она не только не препятствовала, но всячески поощряла увлечение младшего сына миром природы. Как и Николай Константинович, Елена Ивановна была большой почитательницей природы. Вся семья Рерихов постоянно, год за годом выезжала на летние каникулы из Петербурга в соседние губернии, иногда путешествовала за границей. Дети воспринимали и красоту архитектурных ансамблей Петербурга, и чарующую прелесть сельской местности. Биограф семьи Рерихов П.Ф.Беликов, свидетельствам которого мы вполне можем доверять, поскольку сам Святослав Николаевич читал и правил текст, написанный Беликовым, очень точно и обстоятельно передает неразрывную связь семьи Рерихов с миром Природы, опираясь на письма, воспоминания, труды и другие документальные источники: «Но не только созданное человеческими руками оказывало на Юрия и Святослава свое влияние, приобщая их к прекрасному. Николай Константинович и Елена Ивановна проводили много времени среди природы и учили детей любить и понимать этот всеобщий первоисточник Красоты и Мудрости. Каждое лето Рерихи выезжали на несколько месяцев из города, причем предпочтение отдавалось уединенным местам в Псковской, Тверской, Новгородской губерниях. (И детство С.В.Рахманинова проходило неподалеку, под Новгородом, в имении его матери Онег. – А.Н.) Зачастую выбор места зависел от археологических изысканий или творческих поездок Николая Константиновича. Иногда эти поездки уводили в Прибалтику, Финляндию или дальше в зарубежные страны. Так, первое лето своей жизни (1905 год. – А.Н.) Святослав провел в местечке Березка бывшей Тверской губернии, невдалеке от Бологого, а на второе оказался с матерью и старшим братом в Швейцарии» [1, с. 20–21].

​

После «поездок на природу» детская комната в петербургской квартире Рерихов наполнялась коллекциями минералов, жуков, бабочек, гербариями, определителями растений и животных. Все это вначале обрабатывалось родителями и детьми вместе, а позже перешло полностью в ведение Святослава и Юрия. Юрия, старшего (на два года) из братьев, больше интересовали история, археология и изучение языков, Святослава – живая природа и рисование. «У меня рано пробудился интерес к естественным наукам, – вспоминал С.Н.Рерих. – Я очень интересовался орнитологией, зоологией. Елена Ивановна собирала мне все книги, которые могла найти. Она покупала нам чучела птиц, собирала с нами коллекции насекомых. Кроме того, меня привлекали красивые камни, минералогия. Она помогала собирать уральские и другие камни. И у меня с детства образовалась большая коллекция, в которую вошли коллекции моего отца и его братьев, собранные ими в студенческие годы. Таким образом, наш маленький детский мир был насыщен большими и замечательными впечатлениями» [10].

​

Эти впечатления множились, развивались, общение с природой становилось настоятельной потребностью. К лету 1914 года, когда Святославу шел десятый год, он уже немало повидал на своем еще маленьком веку. Финляндия, Швейцария, побережье Балтийского моря (Хаапсалу), Бологое, Смоленск и его предместье Талашкино, где Н.К.Рерих проводил раскопки и расписывал храм, Павловск под Петербургом – это лишь временные, более или менее длительные остановки на бесконечном пути развития юного естествоиспытателя и начинающего художника. Святослав уже опытный собиратель коллекций; обладая исключительной, можно сказать, феноменальной памятью (в чем мы смогли убедиться при личных встречах в 1980-х годах в Москве), он знает названия многих растений, бабочек, жуков и многих десятков, если не сотен различных минералов.

​

Но П.Ф.Беликов подчеркивает, что «богатство впечатлений, рожденных красотой деревенских просторов, морских далей, северных озер и лесов», создавалось не только сбором коллекций. Оно «накапливалось и закреплялось в частых совместных с отцом, матерью и братом прогулках. Юрий и Святослав выходили на них с тетрадями для зарисовок, сачками для ловли бабочек и стрекоз, папками для гербариев. Елена Ивановна – с фотоаппаратом, Николай Константинович – с мольбертом и красками. Первые уроки рисования с натуры Святославу посчастливилось получить не только <...> в стенах рисовального класса, но и среди яркой живой природы в сопровождении увлекательных рассказов отца и матери. <…> Так развивалась наблюдательность детей, выявлялись их наклонности, пробуждались творческие силы» [1, с. 23].

​

О раннем пробуждении творческих сил Святослава и его так поражавшей многих острой наблюдательности свидетельствуют заметки и письма его родителей и удивительные письма самого юного Рериха. Часть его самых ранних писем хранится в фонде Н.К.Рериха Отдела рукописей Государственной Третьяковской галереиОтдел рукописей ГТГ. Архив Н.К.Рериха. Ф.44. Вот одно из самых ранних – шестилетнего Святослава: «Милый папа, прости, что я тебе не писал. Я не писал тебе потому, что я учусь полчаса по-немецки и час по-русски. <…> Мама купила щенка, а Коля принес ежей. У нас был сильный град и дождь вместе, и я собирал град и очень большой. Шарик от града – я его хотел спрятать, но град растаял, и образовалась вода» [13].

​

Приведу еще одно письмо Святослава, восьмилетнего натуралиста. Поразительны пытливость и наблюдательность мальчика и как будущего естествоиспытателя, и как художника, с детских лет наделенного способностью впитывать в себя присущую Природе богатую палитру красок: «Милый Папочка. Я сейчас пишу тебе письмо, а в нашем саду страшный ветер и гроза. <…> Мы сегодня поймали стрекозу, крылья у нее ультрамарин-блау. Грудь у нее отливает золотым, брюшко ее отливает синим, зеленым и желто-зеленым. У нас есть большой огород, все в нем распустилось. Не видно ли на горах диких козлов? Какие жуки и камни? На моем огороде растут подсолнухи, редиска, укроп и картофель. У Юрика <...> шпинат, лук, морковь, салат, японский газон, горох и картофель. <…> Твой Святослав» [12, с. 35].

​

Уже в раннем детстве Святослав любит систематизировать, измерять, описывать объекты живой и неживой природы – эти навыки ему пригодятся в дальнейшем, во время жизни и работы в Гималаях. Безмятежная радостная пора детства для Святослава Рериха закончилась в 1914 году. «Война» – это страшное слово и последовавшие за ним события изменили весь уклад жизни семьи Рерихов, предопределили их отъезд из России. В 1915 году Н.К.Рерих перенес воспаление легких с тяжелыми осложнениями. Врачи опасались за его жизнь, советовали ехать на лечение в Крым. Но Н.К.Рерих выбрал Валдай, в глухих местах этого благодатного озерного края семья Рерихов жила летние месяцы 1915–1916 годов. Глава семьи думал не столько о себе, сколько о своей семье, особенно о сыновьях. Он по своему опыту знал, что лучшим лекарством от тревоги, сумятицы, озлобленности военных лет служит общение с Природой. Из нее человек черпает силы, в ней обретает гармонию и душевное равновесие.

​

Великим учителем Жизни называл Природу Николай Константинович Рерих. Он вдохновенно живописал Ее в художественных полотнах и литературно-философских произведениях. В семейном кругу он читал своим мальчикам валдайские страницы: «...там, где природа крепка, где недра не тронуты, там и сущность народа тверда, без смятения» [9, с. 71]. Этими словами он хотел укрепить дух и волю своих сыновей, веру в свою Родину, оградить их от неуверенности, растерянности и шаткости в трудное для России время. Но настало трудное время и для самой семьи. Осенью 1916 года после возвращения из Валдая в Петербург здоровье Николая Константиновича резко ухудшилось. По требованию врачей он вынужден был отойти от дел и переменить климат. Рерих выбирает целебный воздух Карелии, и в декабре 1916 года семья переезжает в тихий Сердоболь, нынешнюю Сортавалу на Ладоге. Казалось, что Николай Константинович скоро поправится и они вернутся; отец даже не слагал с себя обязанности директора Школы Императорского Общества поощрения художеств в Петербурге. Святослав Рерих не мог и подумать, что для него в 12 лет начнется новая жизнь и он никогда больше не вернется жить на родину. Лишь через 45 лет он снова увидит – и не узнает – Россию, новую страну, Советский Союз, куда будет приезжать как гость, навсегда связав свою жизнь с Индией, но в помыслах и деятельности своей обращаясь к своей родине – России.

 

«С ПРИРОДОЙ НУЖНО СЖИТЬСЯ…»

КАРЕЛЬСКИЙ ПЕРИОД СТАНОВЛЕНИЯ ЛИЧНОСТИ С.Н.РЕРИХА

 

В финской Карелии Рерихи прожили два с половиной года, до весны 1919 г. включительно. Вначале в Сортавале, с декабря 1916 до весны 1918 года. А в мае 1918 года, когда в Финляндии установился прогерманский режим, были разорваны дипломатические отношения с советской Россией и проведена новая государственная граница, отрезавшая Рерихов и все русское население от родины, они поселились на малонаселенном островке Тулолансаари, или Тулола, как его называли местные жители. К концу 1918 года здоровье Н.К.Рериха улучшилось, семья переехала в Выборг, а к лету 1919 года покинула Финляндию.

​

Такова внешняя канва этого важнейшего в становлении личности и мировоззрения С.Н.Рериха периода, которому в работах о творчестве художника уделяется мало внимания. Писем Святослава Николаевича этого времени не сохранилось, возможно, их и не было, и для воссоздания напряженной внутренней жизни быстро взрослеющего юноши необходим скрупулезный анализ творчества его родителей и более поздних литературных работ и выступлений самого Святослава Николаевича. Эту работу – пусть не всю, но значительную ее часть, – проделал Павел Федорович Беликов при деятельном участии С.Н.Рериха, прочитавшего все страницы рукописного текста и внесшего поправки и дополнения. Проведенный нами анализ текстов биографической книги П.Ф.Беликова и источников, принадлежащих перу и слову С.Н.Рериха, показал, что описываемый период жизни юноши Святослава (а мы этому периоду придаем исключительное значение) представлен П.Ф.Беликовым наиболее полно и, главное, достоверно. Некоторые приведенные биографом мировоззренческие высказывания и характеристики Святослава Николаевича полностью совпадают с мнением самого художника, высказанным им в книге «Искусство и Жизнь». Книга написана на английском языке в жанре дневниковых заметок в 1950-е годы и издана на английском и русском языках в 2004 году МЦР [11; 19]. Все это дает нам основание использовать работу П.Ф.Беликова как ценный документальный источник в попытке осмысления и историко-научного анализа карельского этапа как переломного рубежа в последующей творческой деятельности С.Н.Рериха – естествоиспытателя и художника.

​

В Карелии семья Рерихов вела уединенный образ жизни. Но внешняя изоляция еще теснее сплотила детей и родителей. Теперь они были вместе, обсуждали прочитанное и делились впечатлениями. Отец писал картины и этюды, дети имели возможность наблюдать весь творческий процесс. Н.К.Рерих начал профессионально обучать Святослава тайнам живописи, стараясь уберечь его от слепого подражательства. В 13 лет Святослав создает первые портреты своего отца: два рисунка углем и один – маслом на деревянной доске.

Но была еще одна тайна, которая охватывала все существо юного художника, наполняла его восторгом и благоговением, – тот первоисточник, из которого он черпал силы духа и в пору своей карельской юности, и в зрелости, когда стал признанным мастером. С какой любовью он пишет о карельской поре своего детства в письме к П.Ф.Беликову, и какое огромное значение он сам придавал этому периоду формирования своей личности и самостоятельного мышления [8, с. 181]!

​

До Карелии выезды из городского дома на природу были лишь подготовкой к постижению детьми подлинных ценностей Матери-Природы. «С природой нужно сжиться, – передает мысли С.Н.Рериха П.Ф.Беликов, – чтобы навсегда впитать в себя ее ритмы, войти в круговорот ее чудесных превращений, познать глубину ее таинств и сродниться с нею. Нужны годы для того, чтобы почувствовать гармонию в бесконечном разнообразии природы, найти в ней свое место, свое, завоеванное в трудах право – отражать в человеческом “я” великий смысл необъятного Бытия. И все это необходимо сделать смолоду, ибо с годами притупляется острота восприятия, и ощущение общности человека со всем живым может потеряться или, даже, вообще не возникнуть» [1, с. 37–38].

​

Это творческое credo единения с Природой сформировалось у Святослава Николаевича именно в Карелии, и он навсегда проникся благодарностью к этому удивительному краю. Позже, в 1950-е годы, возвращаясь мыслью к далекой юности, он самостоятельно приходит к осознанию того мировоззренческого принципа, который необходим для каждого подлинного творца: чувства Единства со всем Сущим. Прежде чем мы подробнее рассмотрим сущность «принципа Единства» и сопоставим поразительные философские искания С.Н.Рериха с мыслями двух других «подлинных творцов» науки и искусства, В.И.Вернадского и С.В.Рахманинова, отметим ряд черт личности Святослава Рериха, приобретенных им в пору карельской юности.

​

Суровая красота карельских водных просторов, покрытых мохом валунов и кажущихся бесконечными лесных далей, холмов и перелесков, полное уединение среди природы не только будили воображение и оттачивали наблюдательность не по годам развитого юноши, но и приучали его к сосредоточенности, к постоянному размышлению, к внутренней самодисциплине. Посещение скитов на Валааме, общение со схимниками, погружение в тайны циклов развития Природы приводили к потребности самоуглубления, поиска собственного пути в жизни и в искусстве. И конечно, неоценимое значение в этот период физического и духовного роста имело постоянное общение Святослава и Юрия с родителями, прививавшими детям любовь к труду, постоянную внутреннюю собранность, способствующую работоспособности и отсутствию пустой траты времени.

​

В Карелии Н.К.Рерих написал аллегорическую повесть «Пламя», основанную на фактах его собственной биографии. И нашедшие в повести отражение некоторые заветные мечты старшего Рериха, и особенности его творческого метода в искусстве и в науке, и чувство его единения с Матерью-Природой, и ожидаемые перспективы близкого и отдаленного будущего, – все это обсуждалось в семейном кругу, приобщало детей к планам отца, захватывало, возбуждало желание собственного творчества и предчувствие радости новых открытий. Среди них на одном из первых мест стояло посещение Индии и изучение культуры Востока. Прошло более четырех с половиной лет, прежде чем Рерихи смогли осуществить свой замысел, но это не было «потерянным временем». Юрий и Святослав закончили свое обучение в Лондоне, США и в Париже; для Н.К.Рериха это были годы персональных выставок в Скандинавии, Европе и Америке, укрепления его всемирной известности как художника; Елена Ивановна все более погружалась в изучение философской мысли и религий Востока…

​

Но к концу их вынужденного более чем четырехлетнего перерыва в общении и единении с Матерью-Природой все больше давала о себе знать поселившаяся внутри каждого из них какая-то неясная тоска, какое-то непреходящее, неизбывное чувство, какой-то манящий зов. К чему? К кому? Их манила Индия, но не только она. Их влекли новые дали, новые горизонты, новые лики Природы. Прочь, прочь из шумных городов Европы и Америки, из больших городов-муравейников Индии (они прибыли в Бомбей на пароходе 30 ноября 1923 года. По уточненным данным Отдела рукописей МЦР – 2 декабря 1923 года. – Ред., но уже в конце декабря того же года, прервав ознакомление с достопримечательностями некоторых индийских городов и предметами древнейшей культуры, предстали перед «Ликом Властелина гор»). Их звало в Гималаи неведомое могучее чувство – чувство Природы. Или что-то другое, а чувство природы лишь миф, иллюзорность?

 

В.И.ВЕРНАДСКИЙ: «ЧУСТВО ПРИРОДЫ ЕСТЬ СОСТОЯНИЕ ДУШИ…»

 

Изучая историю науки и оценивая творчество ученых-современников, В.И.Вернадский в последнее десятилетие жизни подошел к концептуальному осмыслению так называемого «чувства природы», или «любви к природе». По его мнению, это состояние души было свойственно многим крупным естествоиспытателям – Ж.Л.Л.Бюффону, Ж.Б.Ламарку, Ж.Кювье, М.В.Ломоносову, К.М.Бэру, А.Гумбольдту, В.В.Докучаеву и др. Но наиболее ярко и полно это состояние «любви к природе» описано В.И.Вернадским в воспоминаниях о крупном ученом, академике А.П.Павлове, с которым он был знаком почти 40 лет. К этой же плеяде естествоиспытателей, наделенных особым «состоянием души», мы относим С.Н.Рериха.

​

«Художественные интересы и художественный склад личности А.П., – пишет В.И.Вернадский, – ярко и глубоко проявились еще в одной области духовной жизни, которую часто не объединяют с живописью, с ваянием, с зодчеством, с музыкой, с поэзией и с изящной литературой, но которая, мне кажется, целиком входит в этот круг проявлений личности и играет крупную роль как раз в жизни и в творчестве натуралистов. Я говорю о так называемой “любви к природе”, о том глубочайшем иногда переживании, которое испытывает человек при созерцании окружающего мира, вне связи с отражением в нем нашей культуры» [4, с. 262–263].

​

В истории естествознания любовь к природе, чувство природы, считает Вернадский, играли и играют огромную роль. В любой работе всегда есть огромный эстетический элемент, без которого она превращается в сухую схоластику. Натуралист-наблюдатель эту эстетическую сторону находит в том общении с красотой Космоса, какое он испытывает при работе в поле, вдали от человеческих скоплений, «вне своего муравейника»: гуманитарий – в воссоздании забытого, былого; астроном – в созерцании звездного неба; математик – в стройных идеальных построениях разума.

​

«Я думаю, – подходит к выводу В.И.Вернадский, – что эта эстетическая сторона научной работы натуралиста-наблюдателя, связанная с путешествием, скитаниями, с жизнью вне людских скоплений, с творческой мыслью в этой необычной для нашего быта обстановке, явилась решающей в выборе Алексеем Петровичем пути жизни. Он выбрал его как художник. Он нашел в научном творчестве среди вольной природы большее удовлетворение. <…> И, может быть, в этой эстетической работе геолога и в том, что ему давала природа, когда он с нею был один, он поднимался выше искусства, глубже познавал мир, чем мог это сделать, если бы отдался другим формам художественного творчества (выделено мной. – А.Н.) <…> Он сохранил эту способность до конца жизни» [4, с. 266–268].

​

Из слов В.И.Вернадского, отражающих собственное его credo, вытекает ряд важных заключений, определяющих контуры концепции чувства природы:

1. Чувство природы (любовь к природе) представляет самостоятельную область духовной жизни человека, соизмеримую с другими областями его духовной деятельности – музыкой, религией, искусством.

2. Чувство природы – единства человека с окружающим, со всем сущим, с Мирозданием – является особым духовным состоянием человека, играет огромную роль в его творческой деятельности, способно вызывать глубокие переживания, охватывающие все существо человека. Чувство природы целиком не сводимо к различным формам художественного творчества в разнообразных видах искусств.

3. Непрерывная связь с природой и творческая деятельность человека наедине с нею способствуют более глубокому постижению окружающего мира, и в этом отношении чувство природы как наиболее глубинная, первичная сущность человека, по В.И.Вернадскому, может быть выше искусства.

4. Эстетической стороной поддержания и постоянного «воспроизводства» в человеке чувства природы служит «общение с красотой Космоса», с миром видимой, слышимой, ощущаемой, но полностью не выразимой в слове Природы.

 

Чувство природы, неразрывной сопричастности с нею, чувство любви к природе от рождения присуще всем или большинству людей. Но только у высокоодаренных творческих натур любовь к ней становится деятельностным началом, выражается в созидательном акте творения. К таким личностям относятся и К.М.Бэр, и В.И.Вернадский, и С.В.Рахманинов, и другие гении человечества.

Концептуальные положения В.И.Вернадского, отражающие его многолетние раздумья над природой творчества, по-видимому, отражают общую закономерность и могут быть отнесены ко всем или большинству творческих личностей. Богатый материал для размышлений о чувстве природы содержится в творчестве С.В.Рахманинова [7], музыка которого была близка семье Рерихов, а пластинка с записью его произведений перенесла с ними все тяготы Центрально-Азиатской экспедиции.

На вопрос, что такое музыка, С.В.Рахманинов дал ответ поэтическими строками:

 

    Что такое музыка?!

    Это тихая лунная ночь;

    Это шелест живых листьев;

    Это отдаленный вечерний звон;

    Это то, что родится от сердца и идет к сердцу;

    Это любовь!

    Сестра музыки это поэзия, а мать ее грусть [15, с. 115–128].

 

«Шелест живых листьев…» Для Рахманинова чувство живой природы – жизни, освященной любовью, которая рождается в сердце и идет к другим сердцам, – входит в сущностную первооснову музыки. К природному отнесем и «тихую лунную ночь», и «отдаленный вечерний звон».

​

Но как услышать в музыке Рахманинова и шелест листьев, и слабое дуновение ветерка, и безмолвие лунной ночи, и бескрайний простор российского Черноземья с мягкими холмами-увалами, островками лесов и перелесками, как выразить в звуке сменяющуюся череду тамбовских далей с двумя и тремя горизонтами, причудливый полет первых падающих снежинок или тающий отзвук едва слышимой робкой капели?.. Все это, отраженное в его бессмертных творениях, и есть великое обостренное чувство природы, научно осмысленное В.И.Вернадским. Но услышать и понять это чувство непросто. Оно глубоко личное и направлено «от сердца к сердцу», к душе человека, к его чувству, а не к рассудочному разуму. Как и Святослав Рерих, Сергей Рахманинов был очарован суровой, поэтичной природой русского Севера, привязанность к которой зародилась у него в детские годы в имении матери Онег, на Волхове, близ города Новгорода. «Творческая мысль его не раз впоследствии вдохновлялась образами русской природы, – пишет исследователь творчества Рахманинова. – От тех лет, надо думать, идет и любовь к русской народной песне. В стенах древнего Новгорода возникла и любовь к русской старине, к древним обрядовым напевам, в которых Рахманинов всегда отмечал национальные народно-песенные истоки» [7, с. 102–103].

​

Есть все основания полагать, что композитор рассматривал природу более широко: с ней ассоциировались и русская народная песня, и корнями уходящие в языческие славянские образы природы древние русские церковные обрядовые напевы (обиход). Вместе с этими образами они отождествляли символ русского характера, русской души, символ «русскости», выражаемой в музыкальной ткани его произведений напевными мелодическими темами и их разработками.

​

Все сказанное выше свидетельствует о том, что в творчестве С.В.Рахманинова мотивы и образы русской природы, прямо или опосредованно, раскрывают русский национальный характер, широту русской души и бескрайность российских просторов. Какое же главное чувство, или эстетическое качество природы, выделяется самим Рахманиновым, как оно используется в музыке и в чем состоит смысл «чувства природы», обоснованного В.И.Вернадским как научно-познавательная и эстетическая категория?

Композитор так говорит об источниках вдохновения в музыке: «Очень трудно анализировать источник, вдохновляющий творчество. Так много факторов действуют здесь сообща. И, конечно, любовь, любовь – никогда не ослабевающий источник вдохновения: она вдохновляет как ничто другое <…> Помогают творчеству красота и величие природы (выделено мной. – А.Н.)» [21, с. 94].

​

Таким образом, красота и величие (величественность) природы, заключенные в музыкальной ткани многих произведений Сергея Васильевича Рахманинова, служат одним из главных источников музыкального творчества и вдохновения композитора. Как это близко к восприятию красоты мира Природы С.Н.Рерихом! Он, словно подтверждая мысли великих своих соотечественников, Вернадского и Рахманинова, пишет: «Красота – великая движущая сила нашей жизни, все царства природы стремятся к совершенству, стремятся к красоте». И еще: «И точно так же, как природа стремится к красоте, так и мы должны умножать предметы красоты, следуя велениям природы» [11, с. 109].

​

Способы «умножения предметов красоты» для С.Н.Рериха были равноценны и нераздельны: искусство и научное постижение Природы. В той же его книге мы находим поразительное по глубине высказывание, которое необходимо рассмотреть особо: «Служение искусству подобно служению Богу. Находят свое воплощение высшие человеческие побуждения, когда художник поклоняется высочайшей сфере духовной глубины, самому сердцу нашей проявленной Вселенной. Это молитва веры, осознание своего единства со всем сущим» [11, с. 112].

​

Это осознание своего единства со всем сущим означает, прежде всего, осознание себя, человека, частью окружающего мира Природы, планетарной биосферы Вернадского, того безграничного вселенского Космоса, что сами Рерихи называли собирательным именем Матери-Природы. Именно в этом признании единства всего сущего и происходит у Святослава Рериха слияние науки и искусства, высшего духовного и природного (при этом природное понимается не столько как физическое состояние, а заключает в себе духовное по своей сути чувство природы).