Франческо Петрарка

​

ИЗ КНИГИ ПЕСЕН

​

CLVI

​

Я лицезрел небесную печаль,

Грусть: ангела в единственном явленье.

То сон ли был? Но ангела мне жаль.

Иль облак чар? Но сладко умиленье.

Затмили слезы двух светил хрусталь,

Светлейший солнца. Кротких уст моленье,

Что вал сковать могло б и сдвинуть даль,

Изнемогло, истаяло в томленье.

Все – добродетель, мудрость, нежность, боль

В единую гармонию сомкнулось,

Какой земля не слышала дотоль.

И ближе небо, внемля ей, нагнулось;

И воздух был разнежен ею столь,

Что ни листка в ветвях не шелохнулось.

​

CLVII

​

Тот жгучий день, в душе отпечатленный,

Сном явственным он сердцу предстоит.

Чье мастерство его изобразит?

Но мысль лелеет образ незабвенный.

Невинностью и прелестью смиренной

Пленителен красы унылой вид.

Богиня ль то, как смертная, скорбит?

Иль светит в скорби свет богоявленный?

Власы – как злато; брови – как эбен;

Чело – как снег. В звездах очей угрозы

Стрелка, чьим жалом тронутый – блажен.

Уст нежных жемчуг и живые розы

Умильных, горьких жалоб сладкий плен…

Как пламя – вздохи; как алмазы – слезы.

​

CLVIII

​

Куда ни брошу безутешный взгляд,

Передо мной художник вездесущий,

Прекрасной дамы образ создающий,

Дабы любовь моя не шла на спад.

Ее черты как будто говорят

О скорби, сердце чистое гнетущей,

И вздох, из глубины души идущий,

И речь живая явственно звучат.

Амур и правда подтвердят со мною,

Что только может быть один ответ

На то, кто всех прекрасней под луною

Что голоса нежнее в мире нет,

Что чище слез, застлавших пеленою

Столь дивный взор, еще не видел свет

СLIХ

Ее творя, какой прообраз вечный

Природа-Мать взяла за образец

В раю Идей? – чтоб знал земли жилец

Премудрой власть и за стезею Млечной.

Ее власы – не Нимфы ль быстротечной

Сеть струйная из золотых колец?

Чистейшее в ней бьется из сердец

И гибну я от той красы сердечной.

В очах богинь игру святых лучей

Постигнет ли мечтательной догадкой

Не видевший живых ее очей?

Целит любовь иль ранит нас украдкой,

Изведал тот, кто сладкий, как ручей,

Знал смех ее, и вздох, и говор сладкий.

​

CLX

​

Амур и я – мы оба каждый раз,

Как человек, перед которым диво,

Глядим на ту, что, как никто, красива

И звуком речи восхищает нас.

Сиянью звезд сродни сиянье глаз,

И для меня надежней нет призыва:

Тому, в чьем сердце благородство живо,

Случайные светила не указ.

Как хороша, без преувеличений,

Когда сидит на мураве она,

Цветок средь разноцветья лугового!

Как светел мир, когда порой весенней

Она идет, задумчива, одна,

Плетя венок для золота витого!