Здравствуйте, Марианна Рудольфовна! Спасибо Вам за то, что любезно согласились побеседовать со мной!

​

Здравствуйте, Эдуард! Важно, чтобы наша беседа помогла кому-то. Вот  Вы, Эдуард, сказали, что в одном из моих стихотворений Вас «зацепило» одно слово — единение, — и вот мы с Вами познакомились и беседуем. Случайно? Нет! . Надеюсь,  и наша беседа, или какое-нибудь слово, или мысль зажжёт огонь в чьей-нибудь душе, — и человек станет думать: «А кто я?.. а как я?.. а что могу я?..».

​

Это так. Даже, если один человек задумается, прочитав эти беседы: задумается о своей жизни, задумается о более Высоком, не только о материальном, земном — значит всё не зря.

​

Хорошо. Давайте рискнём. Пусть тем, кто будет читать наше интервью, станет светлее на душе и в сердце!

​

Поддерживаю Ваше пожелание, Марианна Рудольфовна!

Начнём. Хочу начать с самого начала, с детства. Каким Вы были ребёнком: хулиганили, были тихим ребёнком, либо ещё каким-то? И сразу второй вопрос, который напрашивается сам собой - кто и почему дал Вам такое красивое имя – Марианна ?

​

Это имя мне дал мой дедушка - доктор Синёв Александр Иванович. Он, на момент моего рождения, работал  главным врачом Лепёхинского родильного дома, в Москве. Роды проходили преждевременно. Очень тяжёлые были роды… Целую неделю врачи боролись за мою жизнь. Через семь дней окончательно стало ясно, что эту жизнь у смерти отвоевали. Доктора, которая спасла меня и которую звали Марианна Ивановна Томашевич, мой дед отблагодарил, дав мне её имя. Он так и написал моей маме в записке: «Поздравляю тебя с дочерью, а себя с внучкой МАРИАННОЙ!».

Могу сказать точно, что я не хулиганила. Я была очень живым, весёлым, жизнерадостным ребёнком. И уже тогда была «легка на подъём» на всякие-разные инициативы и идеи. Мой папа, в Риге, был директором хореографического училища и поэтому моя первая инициатива была связана с балетом. Пока я росла, передо мной всегда был балет, балет, балет … От этого мне казалось, что я нестерпимо хочу в балет. Но, к сожалению, «благодаря» своему телосложению, я не подходила для балетной сцены.   Ребёнком я была впечатлительным и вообразила себе, что тоже смогу на сцене сделать что-то красивое. Папа видел, что балет меня неудержимо увлекает, поэтому решил это дело исправить. Однажды он принёс домой балетную пачку и пуанты, мне было тогда лет девять. Принёс и сказал: «Ну вот, наряжайся и крутись дома перед зеркалом. Считай, что ты уже танцуешь на сцене» (Смеётся). Так для меня закончилась балетная тема.

Потом меня заинтересовал спорт. Но со спортом тоже не сложилось. Здоровье было не очень: ребёнок я предвоенный, родилась в 1939 году, в Москве. Поэтому, можно сказать, я прошла всё, через что прошла страна в те годы: эвакуацию, голод … всего хватили. Но это не помешало жизнерадостности и считаю, что именно жизнерадостность меня и спасла. А вот со здоровьем была беда. Общесуставной ревматизм (это у ребёнка-то) и порок сердца. Врач сказал маме, что мне нельзя заниматься спортом, поэтому мне выдавали освобождение от физкультуры в виде справки.

По характеру я всегда была упрямой. Ну не не могла оставаться в классе, когда все шли на физкультуру! Что делала? Выбрасывала справку и в тайне от родителей ходила на занятия. (Смеётся.) Учителю  не говорила, что освобождена от уроков физкультуры. Мне это было не нужно.  Я хотела быть со всеми вместе. У меня тяга к единению уже давным-давно в крови.

Как результат — в пятом классе я стала чемпионкой на районных соревнованиях по бегу на короткие дистанции.

​

Здорово!

​

Думаю, что мне очень помогло то, что я занималась физкультурой. Помогло развиться физически. Если бы на уроках физкультуры я сидела в классе, а не занималась спортом вместе со всеми, с моим здоровьем было бы всё намного хуже.

Потом  появилась тяга к театру, поскольку мои родители были актёрами.  Меня начало тянуть на театральные подмостки. Хорошо читала стихи. Мама со мной занималась, и я участвовала в различных районных конкурсах. Всё это дело шло хорошо и душевно. Особенно я любила Маяковского и читала его с большим энтузиазмом. Играла в школьных водевилях.

Когда окончила школу, мне казалось, что я должна стать актрисой, как мои родители. Но тут тоже дело не пошло. У меня выявились проблемы с горлом. Доктор в ГИТИСе сказал мне: «Деточка, тебе нужно держаться подальше от театра и от театрального института. У тебя очень плохие связки. Тебе не выдержать эту нагрузку». Так закончились мои театральные увлечения.

Вообще говоря, ребёнком я была, до смешного, самостоятельным. Когда мне исполнилось 6 лет, я без ведома родителей записалась в школу. И просто поставила их перед фактом.

​

Ух ты! 

​

Да. Но это дело у меня не прошло. (Смеётся.) Несмотря на неудачу, я пошла в школу вместе со всеми, так как коллективизм у меня в крови. Не было ни портфеля, ни тетрадей, но я сидела на уроках с друзьями. Родители, конечно, забрали меня из этой школы. Сказали: «Пойдёшь в семь лет». Пришлось подчиниться. Но позыв такой был — хочу учиться вместе со всеми!

Став старше, в комсомоле была комсоргом. Всё время жила с тягой к коллективу, к единению с ним.

​

Я люблю петь. Надо сказать, что Латвия — это страна праздников песни и песенных традиций. Каждые четыре года в Риге собирается 30-тысячный сводный хор со всех городов и вèсей Латвии. Все в народных костюмах. Приезжают люди и из других стран —  из России и из Европы. Кстати, часто бывает делегация из Кирова (автор из Кирова). И я тоже пела в составе многотысячного школьного детского хора на этих праздниках.

​

По окончании школы меня вызвали в райком комсомола и направили на работу пионервожатой в 14-ю Рижскую среднюю школу. Сказали: «Вот тебе поручение — направление на работу пионервожатой, в школу, в Ригу». Я стала сопротивляться: «Не хочу, я только что школу закончила…». Но в итоге пришлось согласиться. И, знаете, увлеклась. Мне это дело даже понравилось. И стала я у детворы кем-то вроде «вождя краснокожих». (Смеётся.)

 

Мы играли, делали праздники, придумывали различные театральные проекты, писали сценарии. Вот тут и пригодились мои небольшие театральные наработки.

Так получилось, что я чаще всего работала с мальчиками. Видела, что они в школе брошены, что они хулиганят, что у них много энергии. Видела, как их наказывают, выгоняют с уроков. Они выходили в коридор и опять делали разные глупости. Поэтому я приглашала этих мальчиков в свою пионерскую комнату, беседовала с ними, давала им какие-то поручения. Таким образом у нас образовывалась дружба. Я поняла, что к ним нужен иной подход, не тот, что к девочкам. Девочки придут сами, а мальчиками приходилось руководить. Им нужно было предложить что-то интересное, увлечь.

​

Водила мальчиков к военным морякам на подводный флот. Ходили в походы, жгли костры. В общем, делала всё, что интересно мальчишкам.

Через некоторое время мою работу заметили в Центральном Комитете комсомола и направили на работу в Артек. Правда, в Артеке удалось поработать всего одну смену, но было очень интересно. Я набралась опыта, который привезла в свою школу. Школа наша находилась в бедном рабочем районе Риги. Многие дети были из неблагополучных семей, из неблагополучных домов. Естественно, в этом неблагополучии дети навидались всего. И школа для них была «лучом света в тёмном царстве». Вот с этими мальчишками я и занималась. Им нужно было дать что-то противоположное тому, что они видели дома.

 

АРТЕК

 

Вернулась в школу с очень шикарной программой и с желанием одеть всю свою дружину в белую пионерскую форму, как в Артеке. Меня поддержало руководство школы и мы переодели в эту красоту всю пионерскую дружину. Мы с мальчиками учились играть на барабане, трубить в горн, заучивали и пели артековские песни. Я не могла остаться в стороне и, естественно, пела вместе со всеми. Вот тогда ещё больше повредила свои голосовые связки.

Так, с самого детства и всю жизнь у меня настроенность быть в коллективе, тяга к объединению. Песни, строй, стихи, идеи — творчество детей развивалось в разных направлениях. Люблю единение с людьми, потому что люблю людей и тяготею к ним очень! Зачастую, моя семья обижалась на то, что времени на дом у меня часто не хватало. Но в итоге всё же разделила мои взгляды, смогла понять меня. Словом, мы как-то «уложились» с этим вопросом.

​

Это здорово, когда семья понимает! Это отлично!

​

Ну да. Но работать над этим вопросом надо. (Смеётся.)

​

Конечно так. Кстати, раз заговорили о семье, кто Ваш муж?

​

Мой муж — капитан дальнего плавания. Зовут его Кайзер Станислав Германович. Сейчас уже экс-капитан, как и я — экс-директор. У нас трудовые годы почти совпадают. Он 40-45 лет ходил в море, а я 40 лет была директором архитектурного памятника XIII века — собора Святого Петра. Да и должности по своему характеру у нас с ним похожи: как капитаны — каждый на своём судне. (Смеётся.)

 

ЛЮБОВЬ!

​

Расскажите немного о детях ?

​

У меня трое замечательных детей. Самая старшая — Марина. Более 37 лет она работает художником-реставратором, из низ 20 лет — в соборе Святого Петра: восстанавливает древние родовые гербы и считается, по мнению именитых реставраторов Латвии и России, прекрасным специалистом, у которого есть чему поучиться.

Сын — Херберт. После школы поступил в Рижское мореходное училище, закончил его и  некоторое время ходил в море. Позднее он поступил в Латвийский государственный университет на экономический факультет, по окончании которого стал читать лекции студентам. У него есть дочь — Анита, моя внучка. Она сейчас учится на архитектурном факультете, на втором курсе.

Самая младшая моя дочка — Гинта. У неё растут двое прекрасных сыновей. Она домохозяйка.

 

Ясно, спасибо! Большая семья, это всегда хорошо! А в Риге Вы сколько лет уже живёте? Я знаю, что Вы в детстве приехали в Латвию …

​

Меня привезли в Юрмалу в 1945 году, когда мне было шесть лет. Латвия — родина моего отца, она стала моей второй родиной. В то время папу направили на работу в Латвию. А родилась я в Москве, в Рождество Христово, 7 января.

Да, об этом я знаю, прочёл в интернете. Очень хорошая дата.

Хорошая. Но родилась я преждевременно. Раньше срока на целый месяц.

Так было нужно значит.

​

Наверно. Но с большим трудом. Такие помехи были моему рождению, что ужасно!.. Всем очень тяжело досталось: и маме, и врачам. Положение было на грани...

Ну вот и считайте, Эдуард, сколько лет я в Латвии: переехали в 1945-ом, а сейчас 2018-й. Через месяц, 7-го января (беседа проходила 4-го декабря, прим. автора), мне исполнится 80 лет. За минусом 6 лет … значит 74 года живу в Латвии. Я выросла в Юрмале, у моря. Очень люблю море! В Ригу перебралась только 2001 году. Дети выросли к тому времени, а мне было ближе к работе. Следовательно, в Риге я живу 17 лет.

​

В Риге 17 лет. Это срок тоже очень приличный. В связи с этим есть вопрос — можете рассказать о Ваших самых любимых местах в Риге?

 

Я могу сказать, что Старая Рига — моя любимая часть города. Собор Святого Петра, безусловно. Дело в том, что так называемая точка падения — от  Золотого Петушка на шпиле  башни и до пола в соборе — это нулевая точка города. Нулевая точка является  геодезическим измерением во всех направлениях, то есть Рига начинается с этой точки. И вся Старая Рига вокруг собора, как обручальное кольцо на палец. Она занимает 45 гектар. Это, можно сказать, архитектурный музей под открытым небом. Здесь встречаются архитектурные стили всех веков. Старая Рига почти не пострадала от войны, но собор Святого Петра не избежал участи разрушения. Он единственный в городе горел в день Святого Петра 29 июня 1941 года по лютеранскому календарю. Его восстановили, но значительно позже.

Рига — город музейный и полон очарования! Его называют ещё городом любви. Каждый камешек, каждый кабачок, каждый уголочек, каждое здание что-то знает и многое может рассказать. Романтика старой Риги неиссякаема. И люди это чувствуют — и те, кто первый раз в Риге, и те, кто живёт здесь давно. Скоро наступят зимние каникулы, в Ригу потянутся целые эшелоны туристов, в том числе и из России. В Ригу, в Ригу, в Ригу … Почему? Да потому, что такой город, — магнит.

Границами старого города когда-то, в средние века, служил глубокий ров. Но в 19 веке всё срыли, и ров стал просто каналом. Сейчас по нему плавают небольшие катерочки, катают туристов. Землю, которая обрамляла валы, на лошадях свезли за пределы города. Получилась такая большая-большая гора. Она теперь обросла деревьями, кустарником. Называется эта гора теперь — «Бастионка». Там парк, лавочки, место встреч и гуляний. «Встречаемся на Бастионке», «Подожди меня на Бастионке» — так говорят горожане.

​

Почему «Бастионка»?

​

Потому, что место это возвели из бастионной земли. Однако оно уже за пределами Старой Риги. Сказать, что я люблю что-то отдельно, нельзя. Почти каждый дом несёт в себе какую-то интересную историю. Поэтому я люблю свой город целиком (Улыбается).

​

Я понял. Спасибо! Очень интересный рассказ! Чувствуется проффесионализм в Вас.

​

Нет, это не профессионализм, это сердечная привязанность к этому месту.

​

Сердечность — да. Но я имел в виду то, как Вы складываете слова, рассказывая об этом.

​

Знаете, любя легко говорить.

​

Да. Сложно не согласиться (оба смеёмся). Хорошо. Марианна Рудольфовна, а когда Вы поняли, что будете писать стихи всю жизнь? Есть такой момент?

​

Нет, такого момента нет. Я не знала, что во мне есть поэтические задатки. Начала писать как бы вынужденно. В то время я ездила из Юрмалы, где жила, на работу в Ригу, в школу № 14. В районной комсомольской организации заметили, что есть такая пионервожатая, активистка — Марианна. В советское время проводились районные партийно-комсомольские конференции. На эти мероприятия было принято приглашать пионеров, чтобы позабавить своим выступлением серьёзных дядей и тёть.

​

Мне поручили подготовить такое выступление к одной из конференций, и передо мной встала задача выучить с детьми какие-нибудь стихи, которые вписались бы в контекст этой конференции. А где взять стихи, чтобы отражали её тематику? Перероешь все библиотеки — и не найдёшь. Задачка сложная. И вот, от отчаяния, я сама стала складывать эти вирши. Где-то куплетов пятнадцать на разные темы. Повторяю, просто от отчаяния. Это не было стихописанием. Это были, можно сказать, частушки — задорные, весёлые, разные.

​

Спустя двенадцать лет судьба привела меня в качестве директора в детский кинотеатр «Пионерис», единственный в то время в Латвии. Это было роскошное «детское царство», где велась увлекательная работа с детьми Риги. Даже два педагога работали. Сотрудничали со школами, распространяли абонементы на занятия в этом кинотеатре. Показывали не просто фильмы, а учебные фильмы. И почему-то именно в это время у меня стали появляться первые стихи. Почему именно тогда, я не знаю. Это был промежуток с 1969 года по 1973 год.

​

В то время в Латвии была известна поэтесса, лирик — Лариса Романенко.  Очень сильная, хорошая поэтесса. Как-то раз, мы вышли с ней в садик, который находился напротив «Пионериса». Она тогда не знала о моём увлечении стихами. Я просто организовывала творческие вечера за чашечкой кофе, с приглашением поэтов. Сама не знаю почему,  говорю ей: «Лариса, можешь меня послушать?». Она отвечает: «Давай. А что у тебя?». Прочла ей своё стихотворение. Лариса, сильно удивлённая, встала передо мной и говорит: «Послушай, Марианна, ну ты даёшь … возможно из тебя что-то получится. Рифмуешь ты легко».

Прислушалась к Ларисе и начала помаленьку-потихоньку записывать свои мысли. Постепенно записи мои накапливались. Я ведь до «Пионериса» работала в Национальной библиотеке, так как моё образование библиотечное — закончила филологический факультет Латвийского государственного университета. Так к моменту моей работы в соборе Святого Петра кое-что уже собралось.

​

Однажды, уже в соборе Святого Петра, я прочла свои стихи подруге — Майе Голубевой, филологу. Мы знакомы с ней с детства. Она удивилась. Изначально она не подозревала о том, что я начала писать стихи. Майя, как и Лариса Романенко, удивилась и озадачилась одновременно: «Хм … нужно тебе собирать книжку». Позднее она стала редактором моих поэтических сборников.

​

Шёл 1991 год, когда всё шло на развал. В советское время было сложно напечататься. Было много препятствий: и главлит, и расталкивающая друг друга локтями толпа различных авторов, и конкуренция. А в 91-м уже было проще в этом плане. Если есть деньги, тебя напечатают без проблем.

Друзья скинулись в шапку на первое издание. Пользуясь случаем, шлю им сердечную благодарность! Так мы издали первую книгу, первый сборник стихов. Эта книжка родилась в феврале и называлась она «Преодоление». На сегодняшний день у меня двенадцать книжек.

​

Знаете, Марианна Рудольфовна, слушаю Вас и у меня появляется ощущение, что Ваша жизнь складывается по какому-то заранее продуманному плану.

Думаю — да. Теперь я это тоже осознаю. Каждому из нас назначен свой план. Я это поняла. Не сразу, но поняла. И я с благодарностью принимаю это!

​

Это чувствуется. Даже очень… Хорошо. Вопрос: есть поэты, есть композиторы, есть художники; кто-то из них (я условно сейчас) говорит: «Вот, я работаю сегодня с 10:00 до 14:00. Потом я свободен». У Вас как это происходит? Вы выделяете для творчества какое-то определённое время или у Вас это происходит в любом месте ? Раз — и Вас озарило, Вы записываете на клочке бумаги и потом переносите в общую тетрадь? Есть такое?

​

(Улыбаясь.) Именно так, как Вы сейчас сказали. Я не знаю, озарение это или что-то иное. В соборе Святого Петра я начала работать в 1973 году, а в Ригу переехала в 2001 году. Получается, что 28 лет я ездила на работу из Юрмалы в Ригу на электричке. Поездка на электричке занимала полчаса. У меня всегда с собой были блокнот и ручка. Половина моих стихов, навеянных чтением Живой Этикой, написаны как раз в то время: в утренние полчаса по дороге из дома на работу.  Мне не мешали ни люди, ни шум вокруг.  Абстрагировалась от всего. Меня так захватывали мысли, что я не слышала ничего.

​

В электричке ловила и записывала мысли, а на работе или дома дорабатывала. Как говорят в народе, — «Нельзя погодить родить». Где роды тебя прихватят, там и родишь. Вот пришла мысль и … если ты её не запишешь, она «обидится» и уйдёт. Ты её забудешь. Бывает, дома, у плиты готовишь и вдруг — мысль прилетела и тюк тебя в голову! (улыбается), — беги к столу и запиши. Поэтому я работаю так: как пришло, так и принимаю. С благодарностью!

​

Перед читателями я подтвержу Ваши слова, потому, что в моей жизни есть такой опыт. Я говорю сейчас о том, что мысль, если её сразу не записать, «обидится» и уйдёт. У меня  было такое. Всё так и есть. Хорошо. Марианна Рудольфовна, Вы рассказывали о том, что мечтали быть балериной, хотели петь, хотели играть в театре на сцене …

​

Да. Разные творческие направления меня увлекали, но я нигде не пригодилась.

​

Но у Вас определилось своё направление, в котором Вы достигли очень больших успехов. И слава Богу!

​

Эдуард, я хочу вставить ремарочку.

​

Да, конечно.

​

Мои детские увлечения имели продолжение, когда я работала в соборе Святого Петра. Я могла легко и с радостью общаться с художниками, с поэтами, с актёрами балета, с архитекторами … Все музы были в гостях у собора Святого Петра. Мы понимали друг друга, организовывали и вечера, и встречи, и конференции. Мне легко давалось это общение потому, что я их по-ни-ма-ла и могла говорить с ними на одном языке. Пусть я не состоялась ни в балете, ни в театре, ни в пении, но эти увлечения дали мне бесценный опыт, который позже очень пригодился.

​

Здорово! В связи с этим спрошу, есть ли у Вас сейчас увлечения в иных сферах, кроме поэзии ? Или Вы сейчас занимаетесь только стихами?

​

Не могу сказать, что я стихами занимаюсь. Они либо приходят, либо не приходят.  Сейчас есть более важное и нужное дело. Ведь я возглавляю Латвийское отделение Международного Центра Рерихов (МЦР). Мы занимаемся вопросами защиты разгромленного общественного Музея имени Николая Рериха в Москве. Всё, что связано с деятельностью МЦР, с его разграблением, занимает всё наше время, всю нашу жизнь. Мы стараемся помогать финансово, морально. Это сейчас наше самое главное задание. А стихи… стихи,  это прекрасное приложение, но не самое основное.

​

Я понял. Да, трагедия с МЦР, это … да, что тут говорить … у меня даже слов не находится для определения того, что произошло и что происходит с МЦР.  Это очень трагичная страница в истории современного  рериховского движения. Сразу всплывает аналогия с историей Музея Рерихов в Америке, в 30-х годах. Почти один в один.

​

Вы же понимаете, что тьма всегда борется со Светом. Этот процесс происходил и будет происходить. И называется он — борьба. Принять его нужно с мужеством, и не опускать рук.

​

Бесспорно. Опускать руки не будем. Грустно, тягостно, но нужно жить дальше. Марианна Рудольфовна, а есть у Вас мечта. Самая-самая?

​

Конечно есть. Мечта одна – чтобы Эволюция Вселенной победила всю эту муть. Чтобы наша голубая планета построила новую жизнь: творческую, светлую, замечательную, где на первом месте было бы духовное и был бы тот Свет, без которого настоящий человек жить не может. Посмотрите, какие дети рождаются сейчас. Всё чаще и чаще. Их ещё называют вундеркиндами или индиго. Это звёздочки. Такие люди будут жить в будущем мире. Я очень хотела бы быть в этой Стране. Я вижу её, я её чувствую. Пока порог жуткой борьбы не даёт  случиться этому. Но всё равно, Эволюция победит и всё это придёт.

​

Я уверен, у тех, кто думает так же, как мы с Вами, та же самая мечта. Мечта одна на всех.

​

В этом все порядочные люди едины. Есть те, кто кажется добрым, светлым. Именно кажутся, но не являются таковыми. На самом деле они вредят всему созидательному. Они вкладывают ложь в сознание слабых людей. Но приходит время, когда мы уже можем видеть, как падают маски  с тех, кто казался светлым и как проявляются лики тех, кто по-настоящему за эволюцию. Известно, старое не хочет уходить, поэтому новое пробивается с трудом. Мы за новое, чтобы оно пробилось и расцвело.

Звучит, наверное, высокопарно, но поверьте, — я действительно так думаю.

​

Обеими руками, сердцем и душой «за». Думаю, что это совсем не высокопарно.

 

Всё так и есть.

Главное, в это верить. Эта наша вера делает нас мужественными. Бояться нечего.

​

Да. Ваши слова импульсны. На сердце ложатся.

​

Конечно, если есть сердце, то на сердце и ложатся (Смеётся).

​

  Продолжение