Андрей Волгин

 

Наука первая откроет двери

в мир чудесных явлений 

 

Знание и Красота – эти вечные основы

и венцы Космической Эволюции!

 

(Елена Рерих. Письма. 13 октября 1930 г.)

 

Можно задержать, но остановить ход эволюции

невозможно. Бывают сроки, когда особенно

губительно идти против ведущего Космического

Магнита. И чем напряженнее сопротивление, тем

страшнее разрушение под напором этой

Космической мощи. Мы же знаем, что время

космического смещения наступило и все уходящие

силы, напрягаясь в борьбе, ускоряют свое

непреложное падение. Всюду вспыхивают сигналы

надвигающейся катастрофы, а люди слепы и глухи!

 

(Елена Рерих. Письма, 24 июня 1930 г).

 

В нашем плотном и дифференцированном мире

существуют три формы, или три способа, познания:

искусство, религия, наука. Можно было бы сюда

добавить и философию, но она, в качестве необходимой

части каждого из названных мною способов

познания, пронизывает их как цементирующее вещество.

 

(Людмила Шапошникова. Наука и Живая Этика) 

​

Это было двадцать шесть лет назад. В усадьбе Лопухиных шли еще ремонтные работы и она не готова была принять первых участников общественно-научной конференции посвященой 90-летию со дня рождения Ю.Н. Рериха и потому решили проводить ее 15–17 октября 1992 года в Государственном историческом заповеднике «Горки Ленинские». Начиная с  первой конференции, первым вице-президентом МЦР, Генеральным директором Музея имени Н.К. Рериха Людмилой Шапошниковой был введен новый подход в раскрытии тем докладов конференций, основанный на новой системе познания, представленной синтезом эмпирического научного и метанаучного способов познания. Такой подход выстраивался на основе философии космической реальности Живой Этики, объединяющей знания сокровенных источников Востока и научно-философских изысканий Запада. Кроме того, конференции выстраивались в русле космического мышления - нового мировоззрения 21 века - это тоже является  новым и необычным в практике общественно-научных конференций, так как это новое мышление имеет свою методологию, отличную от традиционных научных подходов. Конференция открылась докладом Людмилы Васильевны Шапошниковой: «Слово о Юрии Николаевиче Рерихе».

 

На что обратила внимание Людмила Васильевна в эти первые минуты, которые так ждали все участники? Она радовалась тому, что конференция состоялась и сегодня можно было высказать свое слово об одном из сыновей великой семьи Рерихов. Почувствуйте волнение и радость в ее словах и гордость за великого сына России. Только великое сердце может достойно представить духовное богатство ученого, общественного деятеля и человека из будущего.

​

​

Доклад Людмилы Шапошниковой:

 

"Слово о Юрии Николаевиче Рерихе"

​

Сегодня у нас знаменательный день. Мы собрались на первую конференцию, организованную Международным Центром Рерихов. И конференция эта особенная, ибо посвящена она жизни и деятельности человека необычного — ученого и гуманиста Юрия Николаевича Рериха, которого, к сожалению, знают меньше, чем остальных членов великой семьи Рерихов. Полагаю, что две конференции — та, которая прошла в Новосибирске под эгидой Сибирского отделения Российской Академии наук, и проходящая у нас, восстановят ту историческую справедливость по отношению к Юрию Николаевичу, которая в значительной мере была нарушена.

 

В последние годы мы постепенно изучали деятельность и постигали значение каждого члена уникальной семьи Рерихов. Теперь мы установили, "кто есть кто" в ней. Николай Константинович — великий художник, ученый, литератор, общественный деятель, увековечивший свое имя в Пакте Рериха. Елена Ивановна — крупнейший философ, давшая миру серию книг Живой Этики. Святослав Николаевич — известный художник и просветитель, лауреат международных премий, академик, продолжатель дела отца. Юрий Николаевич на этом фоне выглядит формально скромно. Он — доктор наук, последние годы работавший в Институте Востоковедения в Москве. Многим, кто занимался Рерихами, о Юрии Николаевиче было известно мало. О нем мало писали и мало говорили. Даже официальный ученый мир нашей страны, когда Юрий Николаевич вернулся на Родину, пытался как-то принизить его значение, не признавал в полной мере его заслуг и пытался держать его имя в тени. Сегодня мы должны поставить все точки над "и". Так кто же такой Юрий Николаевич Рерих — рядовой ученый или величина мирового значения? Конечно, последнее. Он был одним из крупнейших востоковедов нашего времени, чье имя было известно во многих странах мира. Талантливейший лингвист, историк, этнограф, археолог, он был энциклопедически образован и представлял то синтетическое направление востоковедения, которым в свое время могла гордиться Россия, но которое, к великому прискорбию, было утрачено в нашей стране за последние десятилетия. Юрий Николаевич был богато одаренным человеком. Он владел многими восточными и западными языками, блестяще знал культуру Востока, его религию и философию. Его личность несомненно представляла планетарную культурную ценность.

 

Юрий Николаевич имел мужество в 1957 году приехать к нам и принять наше гражданство. Он умер в 1960 г., пройдя свой крестный путь до конца и с великим достоинством. Он прекрасно осознавал цель своего приезда и, конечно, знал, чем все это для него кончится. Однако ничто не могло поколебать его решения. Ибо это решение было неотъемлемой частью той миссии, которую несли все Рерихи. То, что он сделал, переоценить невозможно. Его великий подвиг был достоин семьи Рерихов. Именно он, и никто другой, вернул нашей стране ее ценнейшее национальное достояние — самих Рерихов. Долгое время о них создавались у нас различные мифы, которые, к сожалению, определяли и отношение к Рерихам наших правящих кругов. Их называли белоэмигрантами, антисоветчиками, религиозными фанатиками и прочими подобными словами.

 

Труд, проделанный Юрием Николаевичем за короткий срок его пребывания в нашей стране, в корне изменил ситуацию и изменил наше общественное мнение в пользу Рерихов. Это уникальное его деяние имело планетарное значение, и со временем мы все больше и больше будем осознавать эволюционную суть достигнутого им. Именно по инициативе и с помощью Юрия Николаевича были устроены первые выставки картин Николая Константиновича и Святослава Николаевича. И мы увидели волшебный мир Красоты, который заставил задуматься многих из нас. Юрий Николаевич с присущей ему щедростью пополнил наши галереи, в частности, Русский музей и Новосибирскую картинную галерею бессмертными полотнами своего отца из собственной коллекции. Эти произведения мы раньше никогда не видели. Он, не жалея своего времени, выступал с лекциями, докладами и рассказами. Из них мы узнавали о реальных Рерихах, об их делах и достижениях во имя Родины. Многие из нас впервые узнали о Рериховской Центрально-Азиатской экспедиции из уст Юрия Николаевича. Это была крупнейшая экспедиция века, маршрут которой прошел по Индии, Китаю, Монголии, Сибири, Алтаю, Трансгималаям. Экспедиция была необычной, как и все, что делали Рерихи, и несла значительную эволюционную нагрузку. Именно от Юрия Николаевича окружавшие его люди узнали о сути и главной концепции Учения Живой Этики или Агни Йоги. И узнали об этом не из книг, а от самого носителя этой концепции. Он был богато одарен духовно, и эти беседы о Живой Этике принесли его слушателям значительные накопления. Можно утверждать, что, ведя такого рода работу, Юрий Николаевич постепенно становился уникальным энергетическим центром, которого так не доставало в те годы культурной России. В лице Юрия Николаевича возник действительный магнит, лучи которого осветили и энергетически инициировали будущее Рериховское движение. Пребывание лишь одного Рериха на нашей территории уже сыграло огромную роль в нашей духовно-культурной жизни.

 

Многие участники Рериховского движения, возможно, и не подозревают, кто в действительности стоял у его истоков. Возможно, они наивно полагают, что являются первыми. Думаю, не все из них представляют и те условия, в которых оказался Юрий Николаевич. Пятидесятые годы были расцветом догматической идеологии, запрещались все иные направления мысли и философии. За это платили свободой, а иногда и жизнью. Тех, кто читал Живую Этику, исключали из партии, арестовывали и судили. Мы должны помнить об этом. Интерес к Рерихам зародился именно в том канале диссидентства, где мужественно и бескомпромиссно боролись против тоталитаризма и правящей идеологии. Юрий Николаевич действовал осторожно, но в то же время и смело. Его подвиг и его жертва на этом пути еще не осознаны нами до конца. А если мы еще вспомним, в каких условиях работал Юрий Николаевич в самом Институте Востоковедения, какой стеной враждебности, зависти и тупости он был окружен, многое в его характере нам станет ясно. Чиновники от науки и чиновники от государственных служб мешали ему практически все время. Его называли буржуазным ученым, пытались исправить его идеологически. И несмотря на все это, он сумел создать новую школу в советском востоковедении — школу тибетологии. Он воспитал немало учеников. Сейчас это блестяще образованные востоковеды, достойно несущие факел своей науки и своего Учителя.

 

Когда Юрий Николаевич умер, ему было всего 58 лет. Для ученого, и особенно такого, каким являлся он, это был период расцвета и свершений. Он мог бы еще многое сделать...

 

В 1974 году торжественно в Большом театре мы отмечали столетний юбилей Николая Константиновича Рериха. С этого юбилея началось официальное признание Рерихов. Я каждый раз задаю себе вопрос: могло ли состояться это торжество, если бы не Юрий Николаевич и его жертва? И каждый раз отвечаю — нет. В какой-то степени я уже тогда была причастна к организации юбилея и могу сказать, что именно повлияло на решение правительства и высоких чиновников ЦК. В первую очередь, факт возвращения Юрия Николаевича на Родину и принятие им советского гражданства.

 

Без Юрия Николаевича многое бы не состоялось. Не состоялась бы, например, Центрально-Азиатская экспедиция, а если бы и состоялась, то не имела бы того важного результата, о котором мы теперь все знаем. Три Рериха вышли на ее маршрут: Николай Константинович, Елена Ивановна и двадцатидвухлетний Юрий Николаевич, тогда еще начинающий востоковед. Несмотря на молодость, Юрий Николаевич взял на себя самое трудное. Блестящее знание языков хинди, монгольского, тибетского позволили ему общаться с местным населением на том уровне, который был необходим экспедиции. Кроме этого, он отвечал за охрану экспедиции и ее безопасность. Теперь мы знаем, через какие опасные районы проходил ее маршрут. В неспокойном Тибете ее участников окружали агрессивные племена, готовые в любой момент к нападению на экспедиционный караван. Юрий Николаевич был храбр и отважен. Когда караван остановился в пустыне Монголии перед городом разбойника Джа-Ламы, то Юрий Николаевич вошел в него первым, чтобы проверить, грозит ли оттуда какая-либо опасность каравану или нет. Надо сказать, что Юрий Николаевич был по своему призванию военным. И интересовался военным делом профессионально. Когда в 1990 г. я разбирала в Бангалоре Рериховское наследие, переданное Святославом Николаевичем Советскому Фонду Рерихов, то обнаружила немалое количество серьезных книг по военному делу, принадлежавших Юрию Николаевичу. Теперь эти книги являются частью мемориальной библиотеки Рерихов, которая находится в нашем Международном Центре Рерихов.

 

Почти 10 лет Юрий Николаевич был директором Института Гималайских исследований, созданного Рерихами в 1928 г. в долине Кулу. И Институт был уникальным, как и его руководитель. Он создал новую концепцию деятельности этого комплексного научного учреждения, в которой сочетались древние достижения с современной наукой.

 

Институт Гималайских исследований объединил и гуманитарные предметы, и естественные: там были этнография и лаборатория по борьбе с раком, там были отделения ботаники, орнитологии и археологии. Концепция работы Института Гималайских исследований неизменно осуществлялась в жизни, пока существовал Институт (к сожалению, закрывшийся накануне Второй мировой войны).

 

Теперь, когда мы проводим эту конференцию, мы должны вспомнить все заслуги Юрия Николаевича. И те, которые нам были известны, и те, о которых мы узнали недавно. Вспомнить и оценить по достоинству все сделанное им, вспомнить и осознать величие его как личности, незаслуженно долгое время пребывавшей в тени.

 

Мне хотелось бы закончить свое выступление цитатой из речи Нирмала Сингха, бывшего директора Института тибетологии в Сиккиме, который дал точную оценку деятельности Юрия Николаевича: "Ю.Н.Рерих как ученый является одним из величайших энциклопедистов Запада и Востока. Лингвист, исследователь, археолог, критик, искусствовед, мыслитель и знаток культуры, он не знал границ в области познания. Для него не существовало границ между древним и современным, между Востоком и Западом или между различными отраслями науки. Прежде всего его интересовал человек, он был истинным гуманистом. Ю.Н.Рерих как человек был даже еще более велик, чем Ю.Н.Рерих как ученый. Он выковал золотое звено связи не только между Индией и Россией или между Востоком и Западом, но и между всеми народами всех стран и времен".

 

Полагаю, сегодня мы можем присоединиться к тому, что сказал Нирмал Сингх, и выразить ему за это свою признательность.

​

                                                                    *   *   *

​

Учитывая большое количество докладов, я возьму у других авторов лишь отдельные фрагменты из их выступлений, которые помогут создать более полное представление о великом ученом, гражданине России и его неповторимом высокодуховном человеческом образе.

​

​

Евгения Михайловна Величко 

​

Щедрость сердца 

​

Журналист Евгения Величко и ее муж, врач-гомеопат Сергей Алексеевич Мухин, в течение длительного времени состояли переписке с Еленой Ивановной Рерих, помогая ей разыскивать документы, направленные в наше Правительство, в которых была изложена воля Николая Константиновича Рериха вернуться на Родину и передать в дар стране несколько сот картин. А позднее эта переписка была продолжена с Юрием Рерихом. Они хорошо и очень близко знали Юрия Николаевича и в докладе дается хороший портрет этого удивительного человека, его особые качества и чувства (Фрагменты из доклада выделены ковычками).

​

Тончайшее чувство осознания красоты и мудрой радости

 

«Какой светлой радостью просияло лицо Юрия Николаевича, когда он увидел в нашей коллекции картину "Камни. Озеро Пирос" (1908 г.). Он долго стоял перед картиной, вероятно, мысленно перенесясь в далекие годы, на Валдай... Ни одним движением мы не нарушили создавшуюся тишину, чтобы не помешать нахлынувшим воспоминаниям. Через некоторое время Юрий Николаевич сказал:

— Это любимая картина моей матушки, она висела в ее комнате в нашей петербургской квартире. И мне очень приятно увидеть ее вновь».

​

Скромность в быту, строгий режим во всей жизни

 

«Скромность Юрия Николаевича проявлялась во всем, в том числе и в быту. Спальня его помещалась в маленькой комнате, где было только все необходимое. Кабинет был сплошь занят полками и стеллажами с книгами на всех языках мира; стопки новых книг лежали на письменном столе.

В столовой, кроме обеденного стола и стульев, мебели не было. Во всех комнатах висели картины Николая Константиновича, своей красочностью придавая квартире необыкновенное свечение и сияние, дополняемое восточным ароматом — здесь часто зажигали индийские ароматические свечи» <...> Юрий Николаевич придерживался строгого и четкого режима в планировании своего времени, что позволяло нам иногда приглашать его на симфонический концерт в Московскую консерваторию или на спектакль во МХАТ.. 

​

Любовь к родине, ее истории и красоте ее природы 

​

«Когда период первых хлопот по устройству быта закончился, Юрий Николаевич попросил организовать поездку в Переславль-Залесский. В один из осенних дней 1957 года мы эту поездку осуществили. Осмотрели достопримечательности старинного города — места, связанные с именем Петра I, в том числе знаменитый ботик, краеведческий музей, монастыри, музей художника Кардовского. Весной 1958 года мы снова побывали в Переславле-Залесском. Юрий Николаевич любил этот городок, связанный со многими славными страницами русской истории. Ездили мы и в другие исторические места — Загорск, Архангельское, Кусково.

Особенно Юрий Николаевич любил гулять по лесу. У нас была дача в Пушкино, и каждое воскресенье Юрий Николаевич, Людмила и Ираида приезжали к нам. Бродили по лесу по 2-3 часа. Юрий Николаевич отдыхал и лицо его светилось необыкновенным вдохновением <...>

Как и вся семья Рерихов, он любил народные зрелища. Мы организовали традиционный русский обед с блинами по всем правилам старинных русских обычаев, и после такого обеда отправились в Лужники. День был морозный, солнечный, снег скрипел под ногами.

Постояв некоторое время в очереди, чтобы покататься на тройке, мы, наконец, разместились в санках и помчались по кругу стадиона. Юрий Николаевич был доволен, вероятно, что-то напомнило ему детство, Валдай или Извару, где были любимые лошади, катание на тройках и т.д. Вообще Юрий Николаевич часто интересовался тем, как старинные русские традиции входят в современный советский быт».

​

Умение чувствовать другого человека

 

«В апреле 1958 года выставка открылась. Она имела огромный успех и стала подлинным событием культурной жизни. Москва бурлила — разговоров, споров, восхищения вокруг выставки было много. Все свободное от служебных дел время Юрий Николаевич находился на выставке. Его окружали толпы интересующихся — и художники, и ученые, и любители живописи. Все хотели его услышать. И Юрий Николаевич не оставлял без внимания ни одного обращения; его пояснения были глубокими, он всем отвечал, объяснял, не считаясь со временем и усталостью. Негромкий голос его убедительно звучал на этих стихийно возникающих конференциях.

Юрий Николаевич настолько глубоко и тонко чувствовал каждого, с кем ему приходилось общаться, настолько быстро (благодаря колоссальной интуиции и высокому духовному потенциалу) ориентировался в тех вопросах и просьбах, с которыми к нему обращались, что всегда находил слова конкретные, теплые, доброжелательные в своих ответах каждому индивидуально. И потому понятно, что на выставках, публичных выступлениях люди чувствовали магнетизм его притяжения. Такие беседы почти всегда затягивались за полночь и ему с трудом удавалось пробиваться к своей машине, чтобы уехать домой и с утра снова начинать рабочий день — насыщенный, с четко распланированным расписанием. Как бы ни уставал Юрий Николаевич, он никогда не жаловался на усталость, его лицо, манера общения, движения всегда были спокойными, ровными и тактичными».

​

Щедрость души 

​

«Он жил, разбрасывая искры своих богатых знаний и богатого опыта: мощь его духа помогала ему в этом. Юрий Николаевич всегда был щедр в своей расточительной доброте и неизменно удовлетворял интерес всех, к нему обращавшихся, будь то аспиранты из разных стран мира или любители творчества его отца».

 

Зерна богатой души пробуждаются в детстве 

 

«Как-то во время беседы о воспитании нашей дочери Юрий Николаевич стал рассказывать о детских годах. Он говорил, что детей в семье с первых лет приучали к труду, развивали у них инициативу и наблюдательность. Вместе с младшим братом Святославом они занимались играми, в семье чувствовали себя полноправными членами, их рано брали в путешествия, удовлетворяя любознательность и любовь к природе.

— Когда мы проводили лето в имении, то каждый из нас имел свои грядки на огороде. Мы выращивали шпинат, редиску, укроп, подсолнухи, — рассказывал Юрий Николаевич.

Братья рано стали рисовать. В детстве рисунки Юрия привлекали внимание старших и ему даже пророчили будущее художника... Николай Константинович и Елена Ивановна много внимания и времени уделяли воспитанию и образованию детей. Детская комната Юрия и Святослава в Петербурге выглядела мастерской в миниатюре». 

​

Связь с Высшим

 

Знакомясь с Рерихами, нужно помнить, что они имели своего высокодуховного Учителя, которых в Индии называют Махатмами, и были незримо связаны с ним на протяжении всей жизни.

 

«В одной из бесед за чайным столом Юрий Николаевич поведал о случае, который произошел с ним во время Центрально-Азиатской экспедиции.

Двигаясь массивами Монгольского Гоби, члены экспедиции посещали заброшенные кочевья. Местность была неспокойной, приходилось отбивать нападения разбойников. Юрий Николаевич занимал деревянную палатку в покинутом стойбище. Целые дни он проводил в разъездах, и только к ночи утомленный возвращался в свое жилище. И вот однажды, вернувшись, он сел у стола, стоявшего возле маленького окошечка, углубился в свои мысли, что-то записывая. И вдруг слышит голос: "Отойди от стола". Он очнулся и продолжал писать, голос прозвучал громче, он осмотрелся, но никого вокруг не обнаружив, как бы задремал. "В этот момент удар молнии будто пронзил меня и отбросил в сторону, — вспоминал Юрий Николаевич. — И в то же время раздался выстрел, пробив стекло. Пуля застряла в стене напротив". Так невидимый Друг спас жизнь Юрия Николаевича».

​

Все испытания выдержал с честью

​

«Пламенного сердца и чистоты души Юрия Николаевича не могли не воспринять на Родине, но несовершенство окружающих делало его жизнь нелегкой. Он понимал это и с кроткой терпимостью отзывался о людях, причинявших ему боль. Мужественно нес свой Крест во имя блага людей и роста их духовности. Тяжести жизни встречал улыбкой сердечной, видя, как ширится познание духовное, как бессмертные творения отца трогают души людей, призывают их задуматься, ведут к прозрению. И он искренне этому радовался. Он выполнил свою миссию. Зерно, брошенное им в родную землю, уже дало много благодатных ростков».

​

*   *   *

​

А.О. Тамазишвили

заведующий архивом Института востоковедения РАН

(Москва)

 

Деятельность Ю.Н. Рериха в Институте востоковедения

 

<...> Долгие годы попыток вернуться на Родину приучили Рериха к отказам. Он умел ждать, не отступая от задуманного. <…>

 

Выяснилось, что и Рерих, и его работы высоко оцениваются его советскими коллегами. Сотрудник Института китаеведения АН СССР К.М. Черемисов сообщил, что тибетско-английский словарь Рериха, на издание которого тот не смог собрать средства по подписке, возможно, будет лучшим в своем роде. Категорически за Рериха высказались в Ленинградском отделении Института востоковедения. Петербург-Ленинрад был традиционным центром отечественной тибетологии, переживавшей в 40-50-е годы не лучшие времена. Китаевед и тибетолог Б.И. Панкратов высказался определенно: «Рерих является лучшим из всех европейских тибетологов нашего времени. Надо всеми силами постараться пригласить его для постановки преподавания тибетского языка в ЛГУ и вообще для возрождения нашей тибетологии». Эту точку зрения разделял и заведующий Ленинградским отделением Института востоковедения академик И.А. Орбели.

 

На основе этих отзывов Институт востоковедения дал заключение, что Рерих будет весьма полезен <…>.

 

В феврале 1958 года отдел Индии и Пакистана Института востоковедения возбудил ходатайство о присвоении Рериху ученой степени доктора филологических наук без защиты диссертации, по совокупности опубликованных им трудов. <…>

 

В июле 1958 года отдел Индии и Пакистана поднял вопрос о возобновлении издания серии научных трудов и источников по буддийской философии и культуре - «Библиотека Буддика», имевшей огромный авторитет и популярность у ученых всего мира.

 

Работу по возобновлению серии возглавил Юрий Николаевич Рерих. <…>

 

Юрий Николаевич <…> вернул науке имя и труды репрессированного и погибшего тибетолога А.И. Вострикова, чей труд «Тибетская историческая литература» под редакцией Рериха вышел в свет в серии «Библиотека Буддика» в 1962 году.

 

Еще одним направлением его работы было участие в подготовке цейлонской «Энциклопедии буддизма». К этой работе привлек Рериха лично знавший его посол Цейлона в СССР профессор Малаласекера, бывший декан восточного факультета Университета Коломбо.

 

Международный авторитет Рериха имел большое значение и для советской части проекта ЮНЕСКО «Восток-запад», предусматривающего широкую программу взаимопонимания и взаимообогащения культур Запада и Востока. Все члены семьи Рерихов были как бы живым олицетворением слияния этих культур. <...>

​

*   *   *

 

В.Ц. Найдакова

доктор искусствоведения

(Улан-Удэ)

 

Рерихи об Учении Калачакры

 

Система Калачакры – одна из самых сложных систем в древних Учениях Востока. Отношение к этой системе Николая Константиновича и Юрия Николаевича Рерихов, очень внимательно и глубоко ее изучавших, – свидетельство общности интересов и единства духовных исканий этой замечательной семьи. <…>

 

<...> cвященные танцы и мистерии Калачакры представляли собой в самом деле тайный обряд жертвоприношения великому Божеству Времени. Обряд представлял собой динамическую медитацию, связь с Космосом напрямую.<...>

 

Николай Константинович так определил эту систему: «Калачакра – это высокая йога овладения скрытыми силами, заключенными в человеке для соединения этой мощи с космическими энергиями». Постепенно под разными формулировками выдавалось Великое Учение о том, что человек – не просто человек, а существо, одаренное божественными возможностями, о которых он должен узнавать понемногу, по мере своего эволюционного развития.

 

<…> сегодня мы имеем Живую Этику, где завеса над тайной приподнялась. <...>

​

*   *   *

 

Т.Я.Елизаренкова,

канд.филологических наук,

ст.научный сотрудник Института Востоковедения РАН

​

Человек и ученый 

​

Встреча двух неординарных людей помогла решить вопрос переезда Юрия Рериха на родину. Вот как об этом рассказывает  Т.Я. Елизаренкова:

 

<...> Это была совершенно особая личность, от которой исходила удивительная сила. Юрий Николаевич очень понравился Н.С.Хрущеву. Тот был непредсказуем. Он сказал: "Что вы хотите? Сектор? Пожалуйста".

 

В это же время послом Цейлона в Москве был профессор Малаласекера, деятель международного буддийского движения и автор известных специальных трудов, давнишний друг Юрия Николаевича. И вот эти два человека принялись за наше востоковедение. Юрий Николаевич развернул активнейшую деятельность. Сектор его был маленьким, человек шесть-семь, не больше. Пятигорский — индийская философия, Волкова — санскритолог, Парфионович — тибетолог, Семека — история буддизма на Цейлоне, Лубоцкая — под влиянием Рериха ставшая заниматься шастрами, Кутасова — индийская философия. Я не была членом сектора, но как только увидела Юрия Николаевича первый раз в коридоре, поняла, где мое место. И каждый присутственный день с утра и до вечера проводила в секторе Рериха. Уходила только после того, как покидал институт Юрий Николаевич. Очень скоро явилось ощущение, что это не обычное явление, что я нахожусь в одной комнате с кем-то совершенно особенным. Я смотрела, слушала, а Юрий Николаевич первое время вел себя настороженно и сдержанно. Этому способствовала вся атмосфера в руководстве Института Востоковедения того времени. Оно ничего не могло сделать с чуждым ему явлением, потому что сектор Рериху дал Хрущев, но примириться с этим — тоже. И отсюда такая атмосфера.

 

В секторе были только молодые люди. И — Юрий Николаевич, человек, которому за 50, среднего роста, широкоплечий, очень подтянутый (было всегда что-то военное в его фигуре), широкое монголовидное лицо, неподвижное и абсолютно непроницаемое, и глубокий затаенный взгляд. Он присматривался к молодым людям, которые его окружали. И понадобилось какое-то время, чтобы он понял: это люди, которые, может быть, мало знают — таковы были условия, — но очень хотят знать гораздо больше. Это люди, перед которыми стоит приоткрыться. С этого все и началось.

 

Замечательный ученый — мы тогда таких не видели — свободно владел множеством языков. Он говорил, читал, писал, понимал любые разновидности западных языков, знал очень много восточных, весь набор определенного региона: санскрит, пали — язык буддийского канона, Махаяны и Хинаяны, тибетский, монгольский, китайский, новоиндийский языки, а также тибетский — целый ряд наречий. Такими, вероятно, были наши старые знаменитые академики-востоковеды. Наше поколение их уже почти не знало. Такими были и выдающиеся ученые Запада. Свои удивительные знания Юрий Николаевич получил из разных источников — своей необыкновенной семьи, западных университетов и, наконец, своей удивительной и необычной жизни: он объездил огромный Центрально-Азиатский регион, малодоступные места; общался с тибетскими племенами, изучал их наречия, собирал материалы, послужившие основанием для его научных трудов. А регион этот был необычным — конгломерат различных воззрений, религий: буддизм, индуизм, тибетские религии, конфуцианство, христианство. Все это вобрал в себя Рерих.

 

Началась бурная деятельность. Происходили заседания сектора, обсуждения, и какие! Юрий Николаевич был серьезным, сдержанным, ровным и одинаково уважительным ко всем. Могла выступать какая-то девчонка на заседании его сектора, и ученый внимательно и почтительно ее слушал. Было невероятно, чтобы он с кем-то стал разговаривать во время заседания. Он слушал так, как будто это важно, ценно. Удивительная школа! Она выявляла, формировала, поднимала личности. Один раз я открыла дверь в сектор Рериха, когда общение уже началось. Господи, куда я попала? Сидят монголы, сидит Юрий Николаевич, и происходит заседание сектора на монгольском языке. Это был единственный в своем роде сектор.

​

Затем начались занятия. Юрий Николаевич понял, что нас надо учить, и взялся за это со всей своей активностью и серьезностью. Он стал учить тому, что у нас не преподавалось: ведийскому языку — языку самых древних индийских священных текстов, буддийскому гибридному санскриту...

 

Наконец, он развернул издательскую деятельность. Вы не представляете, что это такое было в те времена! Никто не говорил "нет", только издать что-то было нельзя. Юрий Николаевич возобновил серию "Библиотеки Буддики", в которой вышло два издания: книга А.И.Вострикова о тибетской исторической литературе и "Дхаммапада", перевод с языка пали, с большой вступительной статьей и комментариями В.Н.Топорова. После выхода этой книги (вскоре после того, что тогда развернулось) Юрий Николаевич внезапно умер.

​

Очень важно было общение с ним, в котором он постепенно раскрывался. Тогда я верила только в чистую науку, готова была отдать ей все силы, а для него существовало и другое начало, которое он считал для себя более важным — особый тип духовности. И постепенно, ненавязчиво он начал нас знакомить со своими взглядами. Не было никакого насилия, никакой пропаганды. Были занятия, были обсуждения разных древнеиндийских текстов. Возникали дискуссии, и Юрий Николаевич говорил то, чего мы не понимали. Мы задавали вопросы, он отвечал, и это вызывало еще поток вопросов. Иногда он говорил: "Этого нельзя объяснить в терминах науки." И очень постепенно приобщал нас к тому, что мы ни от кого, кроме него, никогда не смогли бы узнать.

​

Однажды мы сидели над обсуждением философских мест из "Махабхараты", а в Институте Востоковедения готовилось общее партийное собрание. У Юрия Николаевича была маленькая комнатка, нас помещалось там пять человек. И сидели мы, склонившись, и бились над каким-то трудным местом. А по коридору, в беготне, созывали всех из отделов в большой конференц-зал. И вдруг кто-то открыл дверь, увидел, как мы сидим, и — символическая сцена, как у Метерлинка — повернулся в коридор и крикнул: "Здесь никого нет!". Мы замолчали, а потом стали весело смеяться. Он действительно был прав. Для него здесь никого не было.

​

Для меня же это была большая школа. Юрий Николаевич предлагал свои решения. Мне очень хотелось самой что-нибудь предложить, я из кожи вон лезла и была единственной, кто так к этому относился, остальные были менее тщеславны. И вот наступил мой звездный час. Мы обсуждали очень трудное место, и вдруг — не знаю, как это произошло — я предложила правильное чтение. Юрий Николаевич внимательно на меня посмотрел, обратился к остальным и сказал: "Вот, пожалуйста, Татьяна Яковлевна предложила очень хороший вариант, очень трудное место". Я зарделась, я была счастлива. Наконец, награда! Дело было зимой, я вышла на улицу, падал снежок, и почему-то решила идти домой пешком. Была в странном состоянии. Когда дошла до дома, то поняла, что это не я предложила правильное чтение, а Юрий Николаевич. Как он это сделал — сказать не могу. Но, видя мое рвение и желание отличиться, он решил меня поддержать. И когда я была у дверей своей квартиры, полная очевидность этого для меня уже существовала. Только я объяснить ничего не могла.

​

Юрий Николаевич нам много рассказывал, и чем дальше, тем больше. О двух путях — это тема, к которой он упорно возвращался. Он рассказывал нам, например, об одной индийской секте, в которой существовала странная практика. Это была секта неприкасаемых. Об их жизни было очень мало известно. Жили они у шамшанов — на местах сожжения трупов, каким-то образом добывали мозг трупов и ели его. Они не умирали от того, что питались этим мозгом. Ими заинтересовалась наука. Один прыткий американец отправился в Индию, нашел эту секту, поселился вместе с ней и начал записывать. Вскоре он умер, хотя был молодым и здоровым человеком и вроде бы ничем не болел. Прошло еще время, и кто-то из скандинавов приехал в секту, полный энтузиазма описать неизвестное явление для науки. Он стал членом этой секты и научного описания опять-таки не получилось.

​

​

Юрий Николаевич говорил, что существует путь науки, а есть и другой путь. Этот другой путь был у человечества до того, как оно стало двигаться к цивилизации. И по мере продвижения к ней второй путь был забыт. Он остался где-то на Востоке, у тех, кто не причастен к цивилизации.

​

Его любимый рассказ был о человеке-тигре. В глухом районе Индии, в деревне на краю джунглей ссорятся между собой два человека. Ссора смертельная, и один из противников запирается в своей хижине и сосредоточивается. Его сосредоточенность приводит к тому, что он становится одним целым с тигром-людоедом в джунглях. Он сидит у себя в доме, не ест и не пьет, находится в особом состоянии полной сосредоточенности. Вся деревня замирает, все знают, какой будет развязка. Исходов может быть два. Тигр бродит, петляет вокруг деревни. Если он настигнет противника и убьет, то связь между тем, кто сидит в хижине сосредоточенный, и тигром разрывается. А если противник убьет тигра, кто сосредоточен, в этот момент умирает. Мы очень скоро поняли, что спрашивать Юрия Николаевича, как это объяснить, бесполезно, потому что это не путь "науки".

​

Бывали случаи, когда завеса немножко приоткрывалась.

Комиссия под руководством Юрия Николаевича Рериха, которая проверяла перевод философских мест из "Махабхараты", сделанный Б.Л.Смирновым (старейшим академиком из Ашхабада, некогда высланным из Ленинграда), закончила свою работу. Смирнов создал свой язык передачи индийских терминов с глубоким проникновением в текст. Юрий Николаевич написал заключение, а потом однажды вдруг подозвал меня к себе и сказал: "Татьяна Яковлевна, я вам хочу дать поручение". Я насторожилась. Он говорит: "Вы пойдете в издательство, к заместителю директора". Я похолодела. Юрий Николаевич продолжал: "Скажете, что вас прислал Рерих. Комиссия под его руководством нашла перевод Смирнова серьезным, доброкачественным, глубоким. Он заслуживает того, чтобы его опубликовали в нашем издании. А теперь, Татьяна Яковлевна, слушайте внимательно. Если заместитель директора будет вести себя не так, как вам понравится, пожалуйста, не проявляйте никакой реакции. Вы просто выслушайте, поблагодарите его и скажите, что вы передадите это Рериху". Я говорю: "Обещаю сделать все, как вы сказали". Гордая и счастливая помчалась я в издательство.

​

Дверь в кабинет зам.директора, естественно, была закрыта, а в длинном "предбаннике" сидело много народа. Я заняла очередь, раскрыла книжку и села читать. А свои люди, институтские, бегали мимо очереди туда-сюда, и один мой приятель, увидев меня, подошел и спросил: "А вы что тут сидите?" Отвечаю: "Меня Рерих прислал". "И долго вы собираетесь тут сидеть? Вас Рерих прислал, а вы тут рассиживаетесь". Он продвинул меня к двери грозного зам.директора, открыл ее и сказал: "Вот ее прислал Рерих, а она почему-то не хочет входить". И ушел.

​

Перед Михневичем — немолодым человеком в толстых очках — груда бумаг. Он даже не предложил мне сесть и углубился в них. Я постояла, постояла и подумала: "А в чем дело, меня прислал Рерих! И я выполню то, что он мне сказал". Села и молча стала ждать. Михневич читал свои бумаги. "Я отсюда не уйду, — решаю я и замечаю время на часах, — если он еще почитает 10 минут, я открою книжку и тоже буду читать". Через 5 минут Михневич оторвался от бумаг — была глубокая тишина — и сказал: "А вы здесь почему?". Я говорю: "Я здесь потому, что меня прислал Рерих". И изложила ему дело. Тут он очень оживился и сказал: "Смирнов — старый больной человек. Лежачий больной. Неровен час, что-то случится, пойдут наследники, пойдут суды. Нет. Мы не будем торопиться, зачем нам эти сутяжные дела?". Я вспомнила слова Юрия Николаевича и говорю: "Большое спасибо, я все передам Рериху". Пришла, изложила. Он поблагодарил.

​

Ровно через день я решила зайти по какому-то своему делу в издательство. Только открыла дверь, как увидела на стенде большой портрет Михневича в черной траурной рамке и подпись: "Участник войны, заместитель директора вчера скоропостижно скончался...". У меня все поплыло перед глазами. Я влетела в сектор Рериха, забыв всякую почтительность, и набросилась на Юрия Николаевича: "Как же это произошло — умер-то Михневич, а не Смирнов!". И тут — один из его затаенных взглядов; он сказал: "Есть такие силы, которые от нас не зависят! Вот видите, как получилось".

​

Приоткрытия завесы были и потом.

Юрий Николаевич был необыкновенным человеком, необыкновенной личностью. Для моего поколения он имел ни с чем не сравнимое значение. Мы были счастливы, что провели эти два с половиной года с ним. Через несколько лет после его кончины многие из его сектора уехали за рубеж. Я осталась. И вот считаю, что это был самый важный период в моей жизни. И мне очень хотелось об этом рассказать тем, кому счастья непосредственного общения с Юрием Николаевичем не было дано.

​

Источник