Май 1955-го года, Новосибирск. Мне пятнадцать лет. Сижу на балконе, готовлюсь к экзаменам. Заглянула мама – в ее ладонях небольшая книжка «Повесть о лесах. Рассказы»: «Какой замечательный рассказ «Снег», прочти! Только читай медленно, не торопясь, каждое слово, каждую букву. Не глотай».

 

В то время я именно «глотала» книги, всему предпочитая фантастику. И на этот раз прочла быстро: вроде ничего… Перечитала – медленно, очень медленно, слыша, как внутри звучит каждое слово. И вдруг что-то произошло. Будто кто-то промыл глаза: пелена обыденности, окружающей меня, исчезла. Рассказ ожил: я видела, чувствовала и зимний городок, и туман над рекой. Я была там, в этом старом доме Потаповых… Вижу рояль и витые свечи на нем, ноты, зевающего кота Архипа. Ощущение, что живу там, хожу по дому, скрипят половицы, чувствую запах отгоревших свечей и подаю обе руки Потапову…

 

Это было, как чудо.Мне открылся удивительный и прекрасный мир. С тех пор, с 1955-го года, я люблю его. Этого могло бы не произойти, если бы не мама. Вскоре она умерла, оставив нас с братом одних. Но нет, не одних – со мной уже был Константин Георгиевич. В духовном смысле он заменил мне и отца, погибшего в 1943-м году под Смоленском, воспитывая меня как бы вместо него…

​

Какой радостью бывала встреча с каждой его книгой! В читальном зале я переписывала его рассказы, а дома читала их до тех пор, пока не запоминала наизусть.<…> Иногда я слышала от знакомых: "Ты идеалистка – живешь в «мире Паустовского», в мире выдуманном. Таких людей нет, посмотри вокруг: «жестокий век, жестокие сердца!"

Да, я жила и живу в мире Паустовского. И никогда, ни разу не пожалела об этом. В этом мире свои ценности, и он помог мне сберечь душу..."

 

* * *

​

31 мая – мой праздник.

Да, в этот день я всегда говорю себе: "Сегодня никто и ничто не может испортить мне настроение!"
В этот день родился Человек и Писатель, который сделал из меня человека. Это Константин Георгиевич Паустовский.

Обычно утром 31 мая муж Толик вставал раньше и всегда поздравлял меня с днём рождения. Сейчас Толика нет, и это делают дети и близкие друзья.

В 70-е годы мы вместе с Толей или я одна всегда в этот день бывали в Тарусе, приходили на могилу Константина Георгиевича.

У меня на работе всегда знали, что "вплоть до увольнения", а я всё равно поеду, хотя и не совсем понимали, как это можно и зачем. Но здесь я, обычно мягкий человек, проявляла такую твёрдость, что главный врач, махнув рукой, отпускала. Не могла же ей я объяснить, что этого дня я жду целый год. И вообще, как можно объяснить самое сокровенное обычными словами?

Как ни странно, самые простые люди понимали. В детском саду, где я работала тогда врачом, была простая женщина – кухонная рабочая Петровна, как она просила себя называть. У неё были самые лучшие в городе цветы. Она с ними разговаривала, как с детьми.

К 31 мая она всегда оставляла для меня огромный букет пионов. Давала их нераспустившимися, в огромных кулачках-бутонах. Я ехала всю ночь до Серпухова на автобусе из Железногорска, держа на коленях пионы в банке с аспиринной водой, и на глазах у меня происходило чудо: они потихоньку от моего тепла и радостных вибраций - предвкушения встречи с К.Г. – распускались, обволакивая меня сладким ароматом. Потом от Серпухова до Тарусы тряслась ещё минут 40 на стареньком автобусе со своими детьми-пионами, представляя как это всё будет..

Потом старая тарусская гостиница с её вечно сырыми простынями. Хмурая невыспавшаяся дежурная в гостинице говорит, что мест нет. Я терпеливо жду. Пионы благоухают... Пробегают художники, просят дать хоть один цветок на натюрморт, я отказываю... Наконец освобождается номер... И вот мы с пионами идём. Обычно пионов 13, я люблю это число. Улица горбится, она заросла гусиной лапкой. Иду сосредоточенно, я вся уже "там".

Там моё всё, там мой мир, мой отец, моя радость и великое горе. Я буду долго-долго сидеть там, мысленно рассказывая обо всём, случившемся за год, буду напитываться тишиной, покоем, буду наедине с человеком, который дал мне жизнь. И буду в очередной раз благодарить его за этот дар. Мой Паустовский... Так будет всегда.

Сколько встреч было на Авлуковском холме! Хороших и не очень. Бывали и орды людей из дома отдыха с экскурсоводом с мёртвыми глазами, которые вставали на дубовые лавочки ногами. Они приходили, чтобы просто "отметиться". Как мне было тяжело, я обычно уходила, чтобы придти позже, всё прибрать после них, снова посидеть в тишине. Но были и замечательные посетители: из сырого оврага притопывал ёжик, приходила белая большая кошка, прилетала солнечная иволга. Приходили удивительные ребятки из Калужской гимназии, носили воду в бассейн для собранных ими полевых цветов, цитировали рассказы из цикла "Летние дни".

Мы потом обнимались и все вместе клали руки на холмик. "Ладони на земле". Так должна была называться последняя книга из "Повести о жизни".
Не успел.

P.S. Это малюсенькая частица того, что в душе. Одно посещение святого для меня места. Записей много, а ещё больше благодарности к великому писателю и человеку, который воспитывал меня с 15 лет своими книгами. Всю жизнь я мечтала сказать ему, как Дагни из "Корзины с еловыми шишками" одно только слово – СПАСИБО!"

Статья о Галине Георгиевне http://people-on-plate.ru/1236/

​

​