СОДЕРЖАНИЕ
СОДЕРЖАНИЕ
Выпуск
1
12 марта, 2018 года
4
ВЕСТНИК КУЛЬТУРЫ, 14
ЛИЧНОСТЬ В ИСТОРИИ
Ольга Старовойтова
Козимо Медичи:
банкир по профессии, политик по необходимости, меценат по зову души
Герб рода Медичи
Одним из ценнейших шедевров галереи Уффици считается незаконченное полотно Сандро Боттичелли «Поклонение волхвов». Внутри полуразрушенного дома на возвышении восседает Дева Мария с младенцем на руках, окруженная живописной группой восхищенных лиц. На переднем плане – преклонивший колена старец в богатом коричнево-карминовом плаще. От постоянного пребывания на солнце его морщинистое лицо приобрело смуглый оттенок, длинный нос навис над губами. Это - Козимо Веккьо (Старый) Медичи, в образе одного из волхвов вручающий младенцу-Иисусу свои дары. Некоронованный правитель Флоренции, сумевший реализовать в себе вековую мечту народов о просвещенном государе-философе, человек, инициировавший европейский Ренессанс.
Сандро Боттичелли. Поклонение волхвов. Галерея Уффици. Около 1475 г. Козимо Медичи в образе волхва склонился к ножке младенца Иисуса.
27 сентября 1389 года в семье преуспевающего финансиста, Джованни Медичи и его супруги Пиккарды Буэри родился сын, которому суждено было навеки прославить Италию и человеческий род. Малыша назвали Козимо, в честь святого Козьмы, праздник которого пришелся на этот осенний день. К тому времени Джованни пятый год служил управляющим в римском банке, которым владел его дальний родственник Вьерри Медичи. Выгодно вложенное в дело приданое супруги, девушки из состоятельной купеческой семьи, позволило ему упрочить свое финансовое положение. Дела шли столь успешно, что в 1397 году Джованни уже перекупил этот банк, открыв его филиал в родной Флоренции, куда вскоре и переехал с супругой и двумя сыновьями, восьмилетним Козимо и трехлетним Лоренцо. Старший Медичи, не имевший в юности возможности учиться, дал сыновьям блестящее по тем временам образование. Поскольку обучение
той эпохи находилось в руках церкви, Козимо и Лоренцо посещали камальдулийский монастырь Санта Мария дельи Анджели. По сообщению современников, Козимо знал греческий, древнееврейский, арабский и свободно говорил на нескольких европейских языках.
Изгнание
«Флорентинцы изгоняют из города тех медиков, в которых имеют великую нужду».
Сигизмунд I Люксембургский,
император Священной Римской империи
После смерти старшего Медичи в руках наследников оказалось второе, после семьи Строцци, состояние в городе. Аристократы, избавившись от такого сильного соперника как Джованни, надеялись быстро вывести из игры его сына, подловив на какой-либо оплошности. Однако Козимо отлично усвоил житейские уроки отца. С детства вникавший в тонкости семейного бизнеса, он как никто другой, понимал, что в крохотной Флоренции каждый, кто имел вес и влияние, находился под непрерывным прицелом тысячи глаз: любое его слово, действие комментировалось, передаваясь со скоростью цунами. Завоевать высокое положение долгим и кропотливым трудом здесь было непросто, но еще больше усилий требовалось, чтобы его удержать. Характером он вышел в Джованни: те же скромность в поведении, компетентность в делах и взвешенность в политических и финансовых оценках, простота в обиходе и искреннее внимание к нуждам сограждан. Современники так зафиксировали его облик:
«Роста он был среднего, лицо имел смугло-оливковое, но вся внешность его вызывала почтение. <...> Он был отзывчив к друзьям, милосерден к бедным. Поучителен в беседе, мудр и осмотрителен в советах, никогда не медлил в действиях, а речи его и ответы всегда бывали содержательны и остроумны».
В год смерти отца Козимо исполнилось сорок. К тому времени в семье подрастали два сына - 12-летний Пьеро и 7 летний Джованни. Первые двенадцать лет брака супруги жили в старом особняке семьи Барди, в квартале Ольтрарно. Потом Козимо перебрался в опустевший отчий дом, рядом с которым приобрел солидный участок земли. Места в нем всем домочадцам уже не хватало, и глава семьи обсуждал с архитектором Филиппо Брунеллески план будущего семейного гнезда. От политики он неизменно держался в стороне, полностью сконцентрировавшись на семейном бизнесе. Его деловая репутация, равно как и влияние в финансовом мире, возрастали с каждым днем. И это вызывало подспудную тревогу у правящей группировки Ринальдо Альбицци. И, хотя лидеры аристократической и медичейской народной партии, возглавляемой кузеном Козимо, Аверардо Медичи, воздерживались от каких-либо публичных разборок, в воздухе Флоренции 1433 года явственно пахло грозой.
Надеясь поправить положение за счет расширения территорий, Ринальдо Альбицци втянул город в войну с соседней Луккой. Однако прогнозируемого марш-броска не получилось: военные действия затянулись на целых четыре года. Армией Флоренция не располагала, а наемные войска требовали платы независимо от результата. В итоге на горизонте замаячило банкротство: в кошельке коммуны, обложившей народ непомерными налогами, гулял ветер. Чтобы предотвратить общественные волнения, летом 1433 года Синьория в срочном порядке
Козимо Медичи. Якопо Понтормо. Галерея Уффици, 1518-1520. Флоренция.
Контессина Барди, супруга Козимо Медичи. Предположительно Кристофано дель Альтиссимо
отрядила Козимо Медичи и Паллу Строцци в Феррару заключать мир с главами воюющих сторон. Послы сумели отстоять интересы Флоренции, однако процесс переговоров заметно посеребрил их головы. Вернувшись, Козимо сразу же уехал в поместье в Муджелло, восстанавливать исчерпанные силы. Примерно тогда же до ушей аристократов, дошел слух, что Брунеллески спроектировал для банкира план здания, в котором «размер окон превышал размер дверей». Неслыханное возвышение над согражданами! По мнению современников, именно злосчастные окна палаццо Медичи послужили для Ринальдо Альбицци спусковым крючком для спонтанного выплеска долго копившейся ненависти. Воспользовавшись выборами в Синьорию, он провел в приоры верных людей, чтобы их руками устранить соперника.
Слухи о грядущей опале главы дома Медичи настойчиво витали в воздухе. Благожелатель Пьеро Гвиччардини просил Козимо не покидать загородный дом, однако тот, не чувствуя за собой вины, 4 сентября 1433 года прибыл в палаццо Веккьо. Дебаты в комиссии велись два дня, а на третий его арестовали и известили о высылке. Едва известие об этом достигло ушей народа, начались волнения.
В один из моих приездов во Флоренцию удалось побывать в albergitto – тюрьме, где томился Козимо.
Башня палаццо Веккьо, в которой находились камеры тюрьмы. Камера Козимо и памятная надпись. Окно камеры, выходящее на площадь Сеньории.
Венецию. Перебравшись в дружественный город на Адриатике, где уже находились брат Лоренцо и сыновья, Козимо в долгу не остался, преподнеся властям щедрый денежный дар. Семья обосновалась в бенедиктинском монастыре Сен-Джорджо, в котором архитектор Микелоцци спроектировал великолепную библиотеку, к сожалению, не сохранившуюся. Оттуда братья-изгнанники продолжали управлять семейным бизнесом, благо еще до ссылки предусмотрительно перевели капиталы в филиалы своих банков.
Тем временем во Флоренции продолжались репрессии. Арестовывали и изгоняли сторонников и просто сочувствовавших Медичи людей. Друзья семьи и на родине, и вовне, презрев опасность, регулярно снабжали Козимо важной информацией, подготавливая почву для его возвращения. Теперь, придя в себя после кошмара тех страшных дней, он мысленно благодарил сторонников, сумевших избежать военного столкновения. Их осмотрительность обеспечила ему сочувствие влиятельных людей во многих итальянских городах. Отныне изгнанник занял позицию законопослушного гражданина, всецело преданного интересам родного города. Благоразумие принесло добрые плоды. Уже зимой следующего, 1434 года, флорентинцы убедились, что партия Альбицци не способна решить финансовые проблемы коммуны. Среди всеобщего недовольства все громче звучало требование вернуть опального банкира. Позднее Козимо в подробностях опишет в своих «Записках» осенний день на вилле Кареджи, когда вместе с братом Лоренцо, ближе к обеду, они вернулись домой. Там уже собрались многочисленные родственники и друзья, поджидал посланник Синьории с известием, что власти известят, когда лучше въехать в город. Приглашение прибыть в палаццо Веккьо последовало на закате. Ликующие флорентинцы весь день поджидали кумира у городских ворот близ его дома на via Larga, готовясь устроить бурные овации. Однако Козимо и Лоренцо обогнули город вдоль крепостной стены, и, никем незамеченные, вышли к дворцу приоров. Последовали долгие переговоры, после которых гости здесь же и заночевали. На следующее утро финансист проснулся некоронованным повелителем Флоренции.
«Нodie mibi, cras tibi»
«Степень прозорливости, присущей человеку, составляет настоящее мерило самого человека»
Томас Карлейль.
«Герои, почитание героев и героическое в истории»
Соображения, по которым Козимо, долго предпочитавший держаться в стороне от политики, возглавил, наконец, народную партию, к тому времени располагавшую во властных структурах большинством, много позже озвучил его внук Лоренцо Великолепный: «<...> во Флоренции нелегко жить богатому человеку, если он не обладает властью в государстве».
Сама жизнь продиктовала такое решение: агрессивная деятельность аристократов, периодически вызывавших потрясения в обществе, требовала противовеса. Строго говоря, партия Медичи образовалась стихийно: она не ставила никаких политических целей, не выдвигала долгосрочных политических программ. Ее костяк состоял из людей, связанных с кланом семейными, деловыми, экономическими и дружескими узами, и стремившихся к нормальной мирной жизни. Теперь они ратовали за чистки рядов воинствующей знати: провести ее настоятельно требовал электорат из низов. Мастеровой люд, туго затянувший пояса во время военной авантюры с Луккой, видел, что войска, нанятые городом, не сумели его защитить: мир и спокойствие воцарились благодаря дипломатам. Так зачем же, вопрошал народ, тратить деньги на наемников? Не лучше ли распределить их на городские нужды? Но самое главное – флорентинцы уловили, наконец, внутреннюю суть неоднократно повторяющегося конфликта. А именно: ради удовлетворения личных амбиций гранды, уверенные в своей исключительности в силу одной только принадлежности к аристократической прослойке, пойдут на все, вплоть до войны с собственными согражданами. Подобные настроения в обществе и привели Синьорию к высылке многих знатных семейств, в том числе 80 членов клана Альбицци. Козимо, согласившись с этим решением, прокомментировал ситуацию так: «Они научили нас, что сделать потом с ними». Правда, столь масштабная высылка людей, по мнению некоторых сограждан, разоряла город. На это властитель отвечал, что разоренный город лучше города потерянного. Он ни на секунду не обольщался на счет врагов, зная, как далеко заходила их ненависть. В своем стремлении уничтожить верхушку партии Медичи Ринальдо Альбицци и Палла Строцци вели за спиной Синьории секретные переговоры с Миланом, пообещав партнерам разорвать традиционно хорошие отношения Флоренции с Венецией и Ватиканом в обмен на военную помощь.
Палаццо Веккьо и площадь Синьории. В центре - лоджия Ланчи. Средневековая гравюра.
Комнатка оказалась крохотной - примерно два на три метра, с зарешеченным, продуваемым ветром окошком и мраморной скамьей вдоль стены. Здесь, под самым шпилем палаццо Веккьо, увенчанным львом Мардзокко, банкир почти месяц ждал приговора судьбы. Напряжение, довлевшее над ним, не отпускало ни на минуту, заставляя быть начеку. Ведь узник слышал из окна все, о чем говорилось на площади перед дворцом приоров.
Виновник всей этой смуты в окружении сторонников и вооруженной охраны тоже находился у палаццо Веккьо, наблюдая за происходящим с площади. Альбицци пребывал в ярости, поскольку подвигнуть власти вынести сопернику столь желанный смертный приговор не удалось. Видимо, тогда и возникла мысль подсыпать в пищу Козимо яд. И снова обвал: стражник, некий Федериго Малавольти, отказался отягощать свою совесть убийством.
Время шло, а балия все тянула с вердиктом. И немудрено: за главу финансовой империи, окутавшей всю Европу, вступились влиятельные люди, включая самого папу. В город даже прибыло посольство из Венеции, главы которой ручались за банкира. Наконец, 29 сентября прозвучал приговор: требуемую партией Альбицци смертную казнь заменили высылкой в Падую на долгий срок. 5 октября в тюрьме Козимо выслушал приговор и той же ночью, под охраной вооруженного отряда, пересек границу республики. Вместе с ним покидали родину родные и близкие друзья из мира искусств - скульптор Донателло и архитектор Микелоцци. Вскоре, благодаря заступничеству влиятельных людей, удалось сменить место ссылки на
Франческо Филельфо, талантливый гуманист из стана противников, нелюбимый флорентинцами за вздорный характер и ядовитый язык, назвал финансиста помесью лисицы и кровожадного тигра. Козимо действительно слыл человеком себе на уме, имевшим обыкновение обдумывать возникавшие ситуации на семь концов. Но, приняв решение, действовал быстро и решительно. А вот приписывая врагу кровожадность, проигравшая сторона судила по себе. В отличие от нее, банкир никому не строил козни и не желал ни разорения, ни погибели. Фортуна сама распорядилась на этот счет. Так, Ринальдо Альбицци сослали в Анкону, а богатейшего человека Флоренции, гуманиста Паллу Строцци – в Падую, где оба и оставались до конца жизни. Инициатор изгнания - народ, расценил его высылку, как вынужденную меру. По сути, горожане предприняли попытку вырвать Флоренцию из пучины непрерывных конфликтов.
Потом, оказавшись на чужбине, враги назовут Козимо тираном. В Италии так именовали вождя, чаще всего пришлого, не обладавшего наследственными правами на власть, но захватившего ее с помощью военной силы или брака. И долго еще будут звучать ему в спину обвинения в уничтожении
Козимо Медичи. Работа Андреа Вероккьо
древних гражданских свобод Флоренции. На самом деле последние давно уже стали фикцией благодаря грандам, манипулировавшим законами исключительно себе во благо. Козимо никак не походил на тирана. Он родился во Флоренции в достопочтенной семье, обладал массой человеческих достоинств, любил свой город и считал своим долгом способствовать его благосостоянию. И, как никто другой, умел отождествлять свои интересы с интересами сограждан, обладая редчайшей способностью говорить с каждым на его языке. «Когда некий крестьянин сказал Козимо, что имеет всего лишь одного врага, тот сразу же ответил: «Ах, постарайся помириться с ним скорее! Для каждого большого государства один враг – это так много, а сотня друзей – это так мало». Как отмечает друг и секретарь Козимо, Веспасиано да Бистиччи, владелец книжной лавки: «С теми, кто приходил к нему, он обращался очень уважительно и на словах и на деле <...>, не имел нужды насмехаться над умом тех, кто говорил с ним».
Слева: Палаццо Медичи, XV век. Миниатюра, изображающая сцену из Троянской войны. Справа: Сад, на который выходили апартаменты Козимо Медичи
Доступность Козимо на всем протяжении его жизни также снискала ему уважение в народе. К палаццо Медичи по сию пору примыкают широкие мраморные скамьи: хозяин часто сиживал здесь вместе с согражданами. Он ходил по городу пешком, без охраны, и каждый флорентинец, имевший нужду в правителе, знал, что проще всего его застать под вечер на площади Синьории, в лавке Веспасиано, бывшей центром общественной и культурной жизни. Немаловажно и то, что люди признавали за Козимо обладание столь нужными правителю качествами. Его редкостная проницательность, выдающиеся дипломатические способности, всегдашняя информированность и внимание к мелочам не единожды уберегали Флоренцию от губительных распрей, бушующих в ту пору по всей Италии. Успешному правлению способствовало и умение не вызывать зависть: «<...> он скрывал свою власть и авторитет в городе так, как только мог, и делал все, чтобы ее не демонстрировать...».
Выдержка и терпение банкира тоже удивляли современников, хотя порой через броню спокойствия проблескивал итальянский темперамент. Равно как и та ненавязчивая форма, в которую финансист облекал свои решения и советы. И еще флорентинцев, больших любителей шуток, восхищали его мягкий юмор и меткие остроты. Так, Альбицци с единомышленниками периодически слали ему вести из изгнания: «Курочка несет яйца» и «Мы не спим», на которые Козимо ответствовал в тон: «Не в своем гнезде она, пожалуй, будет нестись очень плохо» и «Еще бы, я же отнял у них сон».