top of page

     К 85-ЛЕТИЮ  

     ПАКТА РЕРИХА  

  К 100-ЛЕТИЮ      

   ЖИВОЙ ЭТИКИ      

ЗНАМЯ.png

   СИНТЕЗ РЕЛИГИИ И ЯЗЫКА

 12

   ВЕСТНИК КУЛЬТУРЫ 18

СИНТОИЗМ В ЯПОНИИ 2.jpg

             СИНТОИЗМ В ЯПОНИИ           

Рисунок4.jpg

   ТЕНГРИАНСКИЙ ОБРЯД  НА АЛТАЕ   

ЛЕВ БОНДАРЕВ

СИНТОИЗМ И ТЕНГРИАНСТВО 

 

ИЗЫСКАНИЕ СВЯЗИ МЕЖДУ НИМИ ПУТЁМ СОПОСТАВЛЕНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ, ИСТОРИЧЕСКИХ И ГЕОГРАФИЧЕСКИ-МАТЕРИАЛЬНЫХ КОНТЕКСТОВ

 

Введение

В настоящее время существует проблема, связанная с классификацией древних религий Дальнего Востока, и установление связей между ними.

В частности, существует некоторый спектр религий, которые можно назвать одновременно моно- и политеистическими, т. е. они не подходят ни под определение чёткой и организованной религии (культа), ни под определение шаманской традиции.

 

В связи с тем, что синтоизм и тенгрианство – это религии, тесно связанные со смешанным моно- и политеистическим почитанием, и обе демонстрируют и почитание предков, и почитание духов стихий, представляется возможным сопоставить эти две философские системы. Можно попытаться изыскать их возможные общие корни, исходя из исторических, языковых, демографических и природных особенностей народов и стран, в своё время формировавших правящие режимы на основе этих двух систем верований.

 

Языковая версия гипотезы – связи японского и тюркских языков

Гипотеза Сепира-Уорфа гласит, что язык до некоторой степени отображает мыслевосприятие народов, его применяющих. Так, в языках алтайской группы существует определённые особенности, характеризующие их и отделяющие в эту отдельную группу языков, они также влияют на восприятие мира людьми, их использующими. Фактически эту гипотезу окончательно сформулировал Леннеберг и Пол Кэй [1].

 

Критики алтайской гипотезы утверждают, что указанные в алтайской «макросемье» языки не могли произойти от единого корня, так как не найдено общих корневых морфем-основ, а существующие совпадения слишком невелики, чтобы можно было сделать однозначный вывод [2].

Тем не менее, есть ряд совпадений, указывающих, если не на общее происхождение, то на взаимопроникновение культур этого слоя, что позволяет классифицировать алтайские языки как взаимосвязанную группу (а не семью) языков, подвергшуюся длительному периоду сосуществования и взаимопроникновения [3].

 

Так, языки алтайской группы языков (и до некоторой степени финноугорские) обладают следующими характеристиками:

 

  1. Отсутствие грамматического пола.

  2. Высокая флективность и агглютинативность (присоединение к слову новых морфем для словообразования, обычно в форме суффиксов и окончаний).

  3. Порядок слов Субъект – Объект – Глагол.

  4. Наличие (либо присутствие в прошлом) гармонии гласных и правила о чётком чередовании гласных и согласных.

  5. Отсутствие длинных кластеров согласных [4].

 

Гипотеза Сепира-Уорфа во многом уже доказана для этих языков – так, цветовая кодировка в японском и тюркских языках во многом базируется на общей основе. Изначально исследователи этой гипотезы предположили, что наиболее желательные названия цветов для сравнения между разными языками – это белый, красный и чёрный. Это соответствует тому, как первобытное общество различает день, ночь и огонь (или кровь, плоды, цветки и т. д). [1]

 

Белый и чёрный цвета в японском и микроалтайской семье (монгольские+тюркские языки) имеют практически одинаковую корневую основу. Так, «къара» в тюркском языке, «хар» в монгольском и «куро» в японском обозначают чёрный цвет. «Сары» - в тюркском языке, «шар» - в монгольском и «сиро» - в японском обозначают светлые цвета. Но здесь уже присутствует расхождение – «сары» и «шар» обозначает жёлтый цвет, а «сиро» обозначает белый цвет. При этом белый в тюркском обозначается, как «акъ», а в монгольском – как «цагаан». [5]

 

Мы видим, что совпадения минимальны, и даже уже по цветовой шкале японский довольно далеко отстоит от тюркских и монгольских языков, если сравнивать по корням. Однако сравнение по функциональности и истории развития японского языка даёт другую картину.

 

Ряд источников указывают на то, что в японском языке применяется 4 «изначальных цвета», которые не требуют дополнительного пояснения

«-иро», указывающего на то, что слово является наименованием цвета. Так, «ки-иро» - это название жёлтого цвета, и в данном случае является заимствованием из китайского.

 

Четыре изначальных цвета в японском – это «чёрный» («куро»), «красный» («ака»), «белый» («сиро») и «синий» («ао»).

При этом «ао» обозначает весь сине-зелёный спектр, что приводит к тому, что, например, зелёный свет светофора в японском всегда называется «ао син го» - «синий сигнал».

 

Безусловно, в японском есть и зелёный цвет, однако он называется «мидори-иро», и как мы видим по суффиксу «-иро», он является поздним заимствованием из китайского, к которому было подобрано удобное для носителей языка японское чтение [6].

 

Сдвижка цветов в микроалтайской семье относительно японского («сары» – жёлтый, а «ак» – красный) не влияет в целом на структуру цветовой шкалы.

Так же, как и в японском, в татарском и монгольском позже появились свои эквиваленты зелёного цвета, однако изначально их не существовало.

 

Это видно по тому, какие разные слова используются для обозначения зелёного в тюркских и монгольских языках. В тюркских языках это «ешиль», а в монгольских это «ногоон».

 

Кроме этого, в кыргызском (и, возможно, в некоторых других тюркских языках) сохранилась практика, аналогичная японскому языку, когда в ряде ситуаций зелёный цвет называется «синим» - «кёк». Более того, абсолютно во всех тюркских языках зелёный чай называется синим «кёк чай», «хёх шай» [5].

 

Современное слово «ешиль» также тюркской этимологии, однако происходит от слова «яшлыкъ» (молодость). Чтение японского слова «мидори», записывающегося китайским иероглифом «лю» также следует этой картине, описывая что-либо свежее и здоровое, так, словом «мидори» могут быть названы здоровые и густые волосы, при том, что они при этом могут быть чёрного цвета [7].

 

Кроме этого, ситуация со сдвижкой слова «сары» становится ещё более понятной, если мы обратимся к чувашскому языку, довольно давно отошедшему от общетюркских закономерностей в ряде случаев, под влиянием соседних финно-угорской и славянской семьи. Слово «шуря» в чувашском обозначает «белый», и здесь отчётливо прослеживается использование корня «сар» в качестве указателя на белый цвет [8].

 

Также название празднества в монгольском «Цагаан Сар» («белый месяц») указывает на то, что месяц «сар» достаточно давно считался именно белым, а не жёлтым. Что касается обозначения синего цвета, разумно будет вспомнить о том, что в ряде тюркских языков между диалектами существует отличие в виде упущения буквы «Х». Так, в разных диалектах крымско-татарского языка жизнь может называться как «аят» и как «хаят». Это показывает, что буква «Х» со временем имеет тенденцию к исчезновению, а на место буквы «Х» может приходить буква, которая ранее обозначала твёрдую «К», и наоборот.

 

Более того, Мияке показывает, что современный звук «Х» произошёл от «Ф», в свою очередь произошедшего от «П». В рюкюских языках, долгое время изолированных от основной Японии, сохранился звук «П» на этом месте [9].

В старояпонском языке слово «ао» тогда можно реконструировать как «Хаох», в свою очередь его можно вывести из протоалтайского «Хёх». Важнейшим дополнением к этой традиционной «цветовой картине» будет то, как эти языки используют слова «тёмный» и «светлый».

 

Тёмный в японском будет «курай» и явно происходит от слова «курой» - чёрный. Светлый будет «акаруй» и хотя и не имеет чёткого происхождения, можно предположить, что слово «Ака» раньше означало «яркий». Так, младенец в японском называется «Ака-тян». Это аналогично тому, как в тюркских используется корень «къара» для обозначения темноты «къаранлыкъ», в то время как этимология слова «светлый» («яркъын») уже другая [5].

 

Основной вывод, который мы должны отсюда сделать, чтобы двигаться дальше, следующий – в японском языке слова могут меняться со временем под влиянием китайского языка либо внутриязыковых процессов, названия отдельных объектов и местностей могут меняться полностью, следуя конфуцианской традиции «исправления имён», но функции, несомые этими объектами или понятиями, останутся прежними и будут имманентно связаны с «алтайским» происхождением старояпонского языка и той картиной мировоззрения, которую он вкладывает в носителя.

 

Материальная культура и историческая подоплёка

 

Расхождение японского языка с остальными можно атрибутировать примерно к периоду Яёй, когда существовали непосредственно-пуёские языки, на которых велась культурная жизнь северокорейского царства Когурё, язык которого был ближе к японскому, чем современный корейский, происходящий из южнокорейского царства Силла [10].

 

После этого Корея ещё не раз попадала под тюрко-монгольское влияние, как и все остальные тунгусо-манчжурские народности. Династия Юань, монгольское государство с китайской правящей элитой, на протяжении длительного времени определяла внешнюю политику Кореи и вела к изменению её культуры вслед за монголами и китайцами. Японская же культура с этого времени развивалась практически обособленно от тюркских и монгольских, и получала сведения о них через китайское и корейское посредство. Именно поэтому дальнейший путь японского языка – самоизоляция и языковая мутация до состояния невзаимопонимаемости с тунгусо-манчжурскими, монгольскими и тем более тюркскими языками, при частичной взаимопонимаемости с корейским.

 

Таким образом, образ жизни древних обитателей Японии был более похож на то, как жили древние тюрки и монголы. Японская культура является «материковой» культурой, не ощущающей Японию, как остров, но скорее, как «маленький материк», на котором произрастает священное дерево Фусо – аналог тюркского Байтерека [11].


Морские путешествия, как и в целом, ловля рыбы и тому подобное использование морских ресурсов большую часть истории были под ограничением либо считались уделом «низких людей». Древняя культура Кофун (курганная культура Японии) была тесно связана со скотоводством и разведением лошадей. Структура курганной культуры полностью идентична катакомбной (курганной) культуре юга бывшего СССР, проявившейся в тюркском мире намного раньше (примерно в 2500 году до нашей эры), и существовавшей примерно до 1-3 веков нашей эры (скифские погребения, например, погребение Митридата Понтийского).

 

Более ранние археологические культуры, такие, как Дзёмон, также иллюстрируют общность с катакомбной культурой, такие, как например, использование шнуровой керамики и наличие развитой материальной культуры без перехода к оседлости. Переход к полной оседлости для японцев совпал с проникновением корейцев на Кюсю в 9 веке до нашей эры. Современные японцы – продукт смешения рисовой культуры Яёй (предварявшей культуру Кофун) с носителями более ранней скотоводческо-садоводческой культуры Дзёмон.

 

В этом смысле культура Кофун видится, как в некотором роде исключение из правил. Культ лошади и курганы, возможно, должны были существовать в то время и в корейском обществе, которое уже намного более тесно связано было с чжурчжэнями (будущими манчжурами) и таким образом, через них, и с микроалтайской семьёй, остававшейся кочевой вплоть до недавнего времени.

 

Таким образом, способ жизни японцев и древних тюрков был в значительной степени сходен [12]. Это определило и древнюю мифологию тюрков и японцев. Тот факт, что катакомбная (курганная) культура возникла в Японии позже, чем во всей остальной Северной Евразии, поможет доказать, что синтоизм происходит из тенгрианства, древнего мировоззрения тюрков. В самом деле, само слово «Тенгри» («Небо») происходит от шумерского «Дингир», обозначавшего небо или божество.

 

Шумерская культура действовала две тысячи лет назад, и являлась одной из наиболее сильных в культурном смысле цивилизаций древнего мира. Неудивительно, что концепция Бога, как Небес получила большое распространение, и название «Дингир» уже в форме «Тенгри» переняли и туранские кочевники. Более того, кочевники продолжали перенимать персидские и ближневосточные названия богов и духов уже после падения шумерской культуры, так, наименование одного из алтайских духов «Корбусту» является калькой с «Ахура-Мазда» [13].

 

В западно-китайском языке «Тянь» (небо) реконструируется как «Хен», и дожило до наших дней в современном литературном китайском как 祆 (Сянь) и обозначает именно бога зороастрийцев.Это показывает, насколько шу мерская культура была могущественной в плане языкового и культурного влияния на все соседние группы народов и прото-империи.

 

Тем не менее, цивилизационный аспект, использование скотоводства против оседлости – вот основное отличие североазиатских кочевников от оседлого населения Китая и Междуречья, которые, за исключением некоторых исторических эпох, развивались изолированно.

 

Географические особенности

 

Североазиатские кочевники нередко перемещались на очень большие расстояния. Мифология половцев указывает на то, что они происходят из Манчжурии. Это совпадает с тем, как сторонники алтайской гипотезы реконструируют зону расхода алтайских языков в регионе Северного Китая – от Алтая и до Манчжурии. При этом отход пуёских языков (корейского и японского) связывают с тем, что эти племена переместились в более приемлемый с климатической точки зрения бассейн реки Ляо, где и столкнулись с влиянием Китая. Айнский же язык проник на Сахалин и Эдзо (Хоккайдо) северным путём, потому и сохранил многие черты тунгусо-манчжурских и в целом алтайских (сверхвысокая агглютинативность), которые в японском и корейском были утрачены [10].

 

Существует вулканическая теория возникновения определённых легенд, характерных для тенгрианства и синтоизма. Так, указывается, что в тенгрианстве и синтоизме есть общий миф о «погроме на небесной равнине», в результате которого солнце исчезает, и людей и животных внизу ждёт гибель. За это бог Эрлик (или Сусаноо) подвергается изгнанию из «рая». Бог Эрлик или Сусаноо обычно является богом стихии, ветров, бурь и тому подобного.

 

Вулканическая теория Н. Абаева и А. Соскала связывает это с предполагаемым извержением горы Одуген-Тайга в Тоджинской котловине Тывы. Одуген (Ётюкен), в свою очередь, является именем бога (или богини) плодородия, гор и рек. Эта роль данной богини в мифе соответствует тому, как если бы плодородный слой и сады полуоседлых культур на горе были бы уничтожены извержением, также изменившим и климат местности.

 

Извержения вулканов в Тыве прекратились примерно к 7 тысячелетию до нашей эры, при переходе к бронзовому веку от каменного, который они и спровоцировали в той местности. Этот переход у большинства обществ провоцирует создание высокоорганизованных структур, которые, хотя и нельзя назвать прото-нациями, можно уже назвать цивилизациями или «культурами» [14].

 

В Японии извержения продолжаются по нынешнее время, хотя их интенсивность заметно снизилась. Заметно также, что синтоизм сохраняет свои позиции, как религия японцев, несмотря на взаимодействие с другими религиями, такими, как буддизм или христианство. В бурятском фольклоре роль тенгрианства была низведена до простого шаманства, и буддизм прочно занял место основной религии ещё до того, как в регионе начали формироваться страны новейшего гражданского типа, такие, как Монголия. В то же время, в Японии синтоизм сохранял свои позиции вплоть до 1871 года, до «революции сверху» Мэйдзи, и сыграл значительную роль в политике государства, был возведён в ранг государственной религии, где и сохранялся до 1945 года и поражения в войне.

 

Таким образом, постоянное подкрепление «вулканической» мифологии, и необходимость зависеть от плодородных удобрений, генерируемых вулканической активностью, привела японцев к сохранению основных положений синтоистской мифологии неизменными с древнейших времён.

 

Примечательно, что место бога Тенгри в синтоизме со временем стало призрачным, почти вакантным – бог «Аме-но ми-нака нуси» (Живущий в середине небес) появился в хрониках Кодзики лишь на некоторое время, чтобы создать несколько других богов и удалиться. Дальнейшая генеалогия богов тоже не вполне ясна, и лишь потом, по прошествии семи поколений, в японской мифологии появляются персонажи с отчётливой судьбой – Идзанаги и Идзанами, и уже Идзанаги исполняет ту роль, которую в тенгрианстве исполняет сам бог Тенгри, вместе с богиней Умай [15].

 

Заключение

 

Таким образом, можно предположить, что вне зависимости от перемены названий и корней, как мы уже показали, функциональная структура языка и мифологии, составленной на нём, оставалась прежней. Это может привести к утверждению о том, что синтоизм происходит от тенгрианства.

 

В целом, как видим, в качестве заключения вполне допустимо выдвинуть гипотезу о том, что посредством материальной культуры, языкового влияния и сходства изначальных природных условий мифология японцев (синтоизм) может происходить от того же корня, что и мифология тюрков (тенгрианство).

 

 

Список использованной литературы:


1. Kay, Paul & Chad K. McDaniel (1978), "The Linguistic Significance of Meanings of Basic Color Terms", Language (Linguistic Society of America) . — Т. 54 (3): 610–646

2. Georg, Stefan Telling general linguists about Altaic (англ.). Journal of Linguistics 65–98. Cambridge University Press (1999).

3. Санжеев Г. Д. Сравнительно-исторические исследования в алтаистике // Лингвистическая типология и восточные языки. — М., 1965.

4. Баскаков Н. А. Алтайская семья языков и её изучение / Институт языкознания АН СССР. — М.: Наука, 1981. — 136 с.

5. Интернет-источник «Переводчик Гугл» - translate.google.com

6. Интернет-источник «Зелёный и синий – история вопроса» https://news.1242.com/article/144047 (яп. яз.)

7. 加藤 徹 (Като, Тору) «光文社新書» (Основы Канбуна) (яп. яз.)

8. Чувашско-русский словарь; под редакцией М.И. Скворцова. М., «Русский язык», 1985. — 712 с.

9. Miyake, Marc Hideo (англ.) Old Japanese: A Phonetic Reconstruction. — London; New York: Routledge Curzon, 2003. — ISBN 0-415-30575-6.

10. Alexander Vovin, 2005. «Koguryǒ and Paekche: Different Languages or Dialects of Old Korean?» Journal of Inner and East Asian Studies, 2005, Vol. 2-2: 108—140.

11. Tsunoda Ryusaku, tr. (1951), Japan in the Chinese Dynastic Histories: Later Han Through Ming Dynasties, ed. by Carrington C. Goodrich, South Pasadena: P. D. and Ione Perkins, 5.

12. Будаев Н. М. Лексические параллели японского и карачаево-балкарского языков.

13. Зарко Ждраков. Хунобългарската патриотична традиция и имперската идеология на Асеневци (Гунно-болгарская патриотическая традиция и имперская идеология рода Асеновых)

14. Взаимодействие человека, вулкана-Эрлика и неба-Тэнгри – Н. В. Абаев, А. А. Соскал

15. Интернет-источник «Адаптированная версия Кодзики для современных читателей» - http://kojiki.co/en/mythology/mokuzi.html

bottom of page