top of page

   6

   ВЕСТНИК КУЛЬТУРЫ 56

РЕРИХОВСКОЕ НАСЛЕДИЕ

Все галереи можно открыть нажатием курсора

К 150-летию со дня рождения Николая Рериха

ИРИНА ЯВОРСКАЯ

ЗОВ БЕСПРЕДЕЛЬНОСТИ

Духовный портрет Николая Рериха

Святослав Рерих. Портрет отца Николая Рериха

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО В 50 ВЫПУСКЕ

Глава 6, часть 2

ЧЕРЕЗ КАРАКОРУМ НА ХОТАН 

Преодолев Каракорумский перевал, высочайший перевал (5654 м) на пути из Леха в Хотан, путешественники устремились дальше, на север, в восточный (Китайский) Туркестан. Караван продвигался по широкой долине, не имеющей растительности, покрытой мелким щебнем. Дорога привела путников сначала к урочищу Балти-брангса, приютившемся у подножья невысокого горного хребта, затем, ближе к вечеру, – к Баксун-Булаку, плоской щебнистой равнине. «Все соседние горы были погребены под снегом; в густой непроницаемой мгле было невозможно установить характер близлежащей местности» [1, с.75].

 

На следующий день, продолжив движение, путники пересекли ряд нагорных равнин, местами покрытых снегом. И дальше, «после восьмичасового перехода дошли до развилки путей на Кокьяр и Санджу. … Это была обширная щебнистая равнина, ограниченная на севере громадными снежными горами» [1, с.75], – такую характеристику открывающейся панорамы дал Юрий Рерих.

Николай Константинович, привыкший оценивать окружающее пространство взглядом художника, пользуясь временем стоянки, также запишет в путевом дневнике: «Перед нами вдали горы, испещренные белыми контурами, как на старых китайских пейзажах» [2, с.122].

Но одна гора, белая и чудесная, привлекла внимание путников больше других. Описание этого события находим в записях Рериха-старшего: «Против Баксун-Булака чудесная белая гора, такая тонкая, такая нетронутая и нежная в своих профилях» [2, с.122]. Это была гора Ак-Таг, как ее называли местные жители, – одна из вершин горной системы Каракорум. Рерих назвал ее Патос и запечатлел на картине под названием «Гора Ленина». Ниже мы видим изображение Ак-Таг – такой увидел ее Рерих-художник морозным солнечным утром на 13-й день пути.

«2 октября.

В морозном солнце утра перед стоянкой четко вырисовалась снеговая гора Патос. … (Патос фонетически, по-местному Ак-Таг) … . Гора Патос стоит над разветвлением дороги на Каргалык – Яркенд и Каракаш – Хотан. Путь Каргалык – Яркенд ниже, всего два невысоких перевала, но зато много рек. Путь Каракаш – Хотан выше, зато короче [2, с.123].

​Слева направо: Вершины Каракорума             Николай Рерих. "Гора Ленина" (XIII день. Ак-таг). 1925-26

«Гора высится конусом между двух крыльев белого хребта» [1, с.123], – такими словами дополнит свою работу художник. И разве не ассоциируются эти два крыла горы Ленина с крыльями будущего (или же крыльями подвига), к которому вождь и учитель Ленин вел народы. Ленин также, как эта одинокая вершина, шел одиноко. Не было равных ему на стезе подвига жизни. 

На маршруте экспедиции, начиная с 12 июля 1925 года Елена Ивановна Рерих в сотрудничестве со своим духовным Наставником готовила для публикации книгу «Община», в которой было сказано, в том числе, и об эволюционной роли Ленина, как и о особых качествах его сознания: 

- «Почтим Ленина со всем пониманием. Явим утверждение Учителя, сохранившего постоянное горение в удаче и в неудаче. Среди чуждых ему сотрудников нес Ленин пламя неугасимого подвига. Учение не прерывалось ни усталостью, ни огорчениями. Сердце Ленина жило подвигом народа. У него не было страха, и слова боюсь не было в его словаре. Ярко успел он зажечь своим примером свет. Руша, создавал он сознание народа» [3, часть вторая, IV, § 5].   

 

- «не было другого, кто ради общего блага мог бы принять большую тяготу. … И нет области, которую он бы отверг подобно разным правителям» [3, часть вторая, I, § 1].

 

- «Появление Ленина примите как знак чуткости Космоса. Мало последователей Ленина, много легче быть его почитателем» [3, часть вторая, IV, § 2]. 

 

- «Столько сделано Лениным, столько явлено теми, кто строил в бесконечность» [3, часть вторая, V, § 1].   

 

- «Надо предпочесть того Учителя, который идет новыми путями. В этом люди Северной Страны имеют отличный пример – их Учитель Ленин знал ценность новых путей. Каждое слово его проповеди, каждый поступок его несли на себе печать незабываемой новизны. Это отличие создало зовущую мощь. Не подражатель, не толкователь, но мощный каменщик новых руд! Нужно принять за основание зов новизны» [3, предисловие].   

 

Действительно, Ленин опередил многих. И обладателя таких огненных качеств по праву можно сравнить с недосягаемой горной вершиной.

 

На календаре – 2-е октября. Попрощавшись с парящей в вышине Ак-таг, экспедиция двинулась дальше, по направлению к перевалу Сугет (5285 м). Планировали пересечь перевал и добраться до китайского пограничного поста Сугет-Караула.

«Шли с семи часов по пологому взгорью Сугет-Давана. Подъем почти не заметен. … Мирность природы заставляет забыть высоту. ... К трем часам незаметно дошли до самого перевала. Всегда полезно спросить о северной стороне перевала. Эта сторона всегда сурова. Так было и здесь. Ровный, легкий путь вдруг обрезался мощным зубчатым спуском. Вдали раскинулись бело-лиловые горы, полные какого-то траурного рисунка. Закрутилась метель, и в прогалины снежной пыли зазвенело беспощадно почти черно-синее небо. Путь замело» [2, с.123].

Слева направо: Карта 1873 года              ​Николай Рерих. "Перевал Сугет". 1936 

Если подъем на Сугет был почти не заметен, то спуск был труден и опасен из-за заснеженного склона. Сначала пустили опытных мулов, за мулами по проторенной в снегу тропе пошли люди. Читая описание этого события в путевом дневнике Николая Рериха, мы становимся свидетелями происходящего: «Весь откос заполнился черными зигзагами конских силуэтов. Воздух затрепетал от криков: "Хош, хош!", и все поползло вниз, оступаясь, скользя и толкая друг друга. … Только к 9 вечера при луне дошли до стоянки» [2, с.123].

 

Переход занял более 14-ти часов, вторая часть которого проходила в условиях неспокойной природы: снег, резкие порывы ветра… Но даже в такие грозные минуты, как снежная буря, природа все также величественна и прекрасна в своей фантастической непредсказуемости. «Всецело поглощенные преодолением трудностей пути, мы не имели времени полюбоваться величественной горной панорамой, открывшейся перед нами, – сообщает Юрий Рерих. – Темные, почти черные зубчатые пики в оправе сверкающих снегов резко выделялись на фоне мутно-серого неба. В ущелье у подножья перевала бушевал ветер, вздымая снег и развеивая его в самых фантастических образованиях по горным склонам» [1, с.76].

Только на следующий день путники добрались до китайского пограничного поста Сугет-Караула (Курул), представляющего собой глинобитный форт, одиноко стоящий посреди окруженной горными пиками жаркой равнины. Мы видим его изображенным на картине «Курул». На заднем плане серебрится Куэнь-Лунь, одна из крупнейших горных систем Азии.

​ Николай Рерих. "Курул". 1925                                                                                                     

Мужественные сердца чувствуют зовущую силу горных вершин. В картине «С Курула на Каракорумскую цепь» художник словно оглядывается на белоснежные вершины, с которых они недавно спустились, и вспоминает те пережитые «неповторяемые» мгновения, что подарили им горы. 

Спустя время, к форту подошли еще караваны. И вот уже у костра среди отдыхающей группы людей слышится: "В Бутане ждут близкого прихода Шамбалы". "Сперва была Индия, потом был Китай, потом Россия, а теперь будет Шамбала". "В храме под изображением Будды подземное кипучее озеро. Раз в год туда спускаются и бросают в озеро драгоценные камни..." [2, с.124]. 

Впереди перед Хотаном еще один перевал – Санджу. А пока путники расположились лагерем на территории форта. Чуткий к настроению людей, Николай Рерих записывает в дневнике:

«Люди хотели простоять здесь хотя бы еще один день. Ведь кончилась пустыня. Радуются, а нам жаль чего-то неповторяемого. Кристаллы высот, возместит ли вас кружево песков?» [2, с.124].

​Николай Рерих. "С Курула на Каракорумскую цепь". 1926         

Как видим, и здесь, на китайской стороне, те же ожидания и предвосхищения Будущего, которые рассказчики связывают с Шамбалой и приходом Будды будущего – Майтрейи. Николай Константинович расценивает эти факты как явление Красоты просыпающегося народного духа, свет которого знаменует первые зарницы Новой Эпохи: «Говорится целая сага красоты, – отмечает он. – Эти костры, эти светляки пустынь! Они стоят как знамена народных решений» [2, с.124]. 

 

Еще не раз среди безмолвных песков Азии на пути в Хотан встретятся караваны или отдельные группы путников, идущие в Гайю, Сарнат или Мекку. И на стоянках можно будет еще и еще наблюдать картины будущего, когда в дружеской беседе у костра встречные поделятся радостной вестью ожидаемых благих перемен. Николай Рерих назовет эти беседы «шепотами у костров» и отметит: «Это – скорая почта» [2, с.124]. Так разносится молва о Новой Эре в самые удаленные уголки.

 

Эти сюжеты станут идейной основой картины «Шепоты пустыни» («Сказ о Новой Эре») серии картин «Майтрейя». И мы видим, глядя на картину, как «над красным огнём костров подымаются все десять пальцев в оживлённых рассказах о каких-то необыкновенных событиях» [4, с.175].

​Николай Рерих. "Шепоты пустыни" ("Сказ о Новой Эре")   

«Еще из шепотов у костров: "Бурхан-Булат (то есть меч Будды) появляется в определенные сроки, и тогда ничто не противостанет ему". "Улан цирик (то есть красные воины) стали ужасно сильными ". "Все что ни сделают пелинги – все обернется против них". "Лет более ста назад два ученых брамина ездили в Шамбалу и направлялись на север". "Благословенный Будда был в Хотане и оттуда решил путь на Север". "В одном из лучших монастырей Китая доктор метафизики – бурят". "В большом монастыре Д. настоятель – калмык". "На картине "Будда Победитель" из меча Благословенного брызжет огонь справедливости". "Пророк говорил, что Дамаск будет разрушен перед новым веком". Так шепчут паломники по пути в Гайю, Сарнат и Мекку» [2, с.126]. 

На следующий день, тронувшись в путь и продвигаясь от Курула вперед, вдоль течения быстрой шумливой реки Каракаш-Дарья (что означает "черный нефрит") с ее сине-зелеными водами, напоминающими нефрит, путники снова окунулись в дорожное бездомье. Шли и день, и два, и более… «Каракаш-Дарья делается нашей водительницей на несколько дней» [2, с.125],  скажет Николай Рерих.

Вот на своем пути миновали группу мазаров (мусульманских могил почитаемых святых), своей полусферической формой с вышкой в центре напомнившие древние буддийские чортены; вот остался позади покинутый Форт Шахидула; наконец, показались и первые стоянки горных киргизов: «Юрты, крытые кошмами, или каменные квадраты, прислоненные к скалам» [2, с.126].

А пустыня диктовала свои законы. Вечерами путников настигал шамаль – северо-восточный вихрь, обрушивающий на них спирально движущиеся столбы пыли. Как невыносимо сложно идти в условиях песчаной бури, когда блекнут краски, и пропадают из поля зрения и горы, и небо. Но «
надо знать и этот грозный лик Азии, – бесстрашно скажет нам Рерих. Его не пугает стихия.  – Где же иначе так разительна смена жара и стужи? Где так невыносимы ветры после полуденного часа? Где же так гибельны реки в половодье и так беспощадны пески? … Широкая рука Азии» [2, с.127].

Николай Рерих. "Киргизский мазар. Санджу" 1925

Продвигаясь далее по течению Каракаш-Дарьи, бегущей вдоль песчаниковых скал, экспедиция добралась до старого киргизского кладбища. Здесь путь стал уклоняться от Каракаша, и продолжился в гору против течения горного ручья, пока не привел путников к высеченным в скалах пещерам. Каждый из них воспринял местность по-своему. Так, Николай Рерих свидетельствует: «Подходы ко многим пещерам совсем выветрились. Высоко остались отрезанными входы, как орлиные гнезда» [2, с.127]. Ему близок древний символ орла – знак Солнца греков и персов. Орлиный глаз несет также высокий смысл, являя символ Братства.

Знатоку же Востока Юрию Рериху пещеры напомнили о древних «буддийских пещерных монастырях Китайского Туркестана» [1, с.81].

«Влево в желтой песчаниковой горе увидали пещеры в несколько этажей. Наподобие пещер Дуньхуана. Местные жители и караванщики называют их старокиргизскими домами. Но, конечно, мы имеем здесь остатки исчезающего буддизма. ...

 

... Конюх Курбан (мусульманин) знает ещё такие же пещеры в этих краях, но относится к ним явно пренебрежительно. Но пещеры внушительны» [2, 127].

Скалы с буддийскими пещерами (Тогракдонг). Архивное фото Рерихов    Николай Рерих. "Мощь пещер", 1925 

Николай Константинович уже обращался к этому сравнению с орлами при описании буддийских монастырей Ладака. Тогда его взгляд устремлялся «к этим романтическим памятникам и постройкам, взлетевшим, как орлы, и укрепившимся на высотах» [4, 169], выражая тем самым свое отношение к тому чувству красоты и мужеству, которое было присуще их строителям.

 

Также можно подметить в приведенном описании монастырей интересную деталь. Когда Рерих перечисляет: «взлетевшие, как орлы» и «укрепившиеся на высотах» (говоря о монастырях Ладака), «взлетел и притаился» (имея в виду монастырь красной секты, расположенный в районе селения Панамик), то, что он подразумевает?

Внимательное прочтение добавляет нам еще один аспект – необходимость принимать во внимание и охранительную функцию, которую преследовали строители монастырей: во времена исламского нашествия и уничтожения буддизма буддистские твердыни и реликвии оказались под угрозой. Именно по этой причине Рерих делает такие выводы:

- «Точно спасаясь от врагов, монастырь взлетел и притаился на невидимом уступе» [2, 115].

- «Характерно, что пещеры притаились так недалеко от перевала Санджу, точно защищаясь горами от волн мусульманства» [2, 127].

 

Сюжет с пещерами лег в основу еще одной картины серии «Майтрейя» – «Мощь пещер». Во имя будущего, в сосредоточенном уединении древних пещерных храмов, высеченных в скалах, молятся ламы-отшельники. И пламя их молитв и мысленных посылов приближает своей мощной волной Новый Век – вот уже показался красный всадник, он стремительно летит впереди как примета желанная.

Упомянутый перевал Санджу – это седьмой и последний перевал перед Хотаном. «Самый крутой – 18 300 футов (≈5580 м), – но не длинный» [2, 128], – объясняет нам Николай Рерих. Но, тем не менее, до его вершины пришлось подниматься целых три часа по крутой и обледенелой тропе. «Шли среди острых скальных уступов, а на самой вершине зияла широкая и глубокая расселина» [1, 81], – это уже Юрий Рерих делится с нами пережитым. Страницы путевых дневников Юрия и Николая Рерихов в полном объеме отражают все опасные моменты перехода. Переправа через расселину явилась еще одним суровым испытанием для путников: «Там як должен изловчиться и перепрыгнуть через расселину между верхними зубцами оголенной скалы. Тут вы должны довериться цепкости яка. Геген упал с яка, но по счастью, лишь зашиб ногу. Могло быть много хуже» [2, 128]. Эти удивительно приспособленные к передвижению по горным тропам животные своей ловкостью произвели сильное впечатление на Рериха. «Как цепко идут яки; еще раз поражаемся им» [2, 128], – отметил он в путевом дневнике незаменимость яков в подобных условиях. И далее: «Конечно, на северной стороне оказалось много снега. Пришлось спешиться и, скользя по резким зигзагам, круто спускаться» [2, 128]. 

Но вот перевал преодолен. И караван берет направление на Санджу-оазис, первому населенному месту на пути от Каракорума к Хотану. Но сердца Рерихов принадлежат высотам. Поверх всех опасностей земли устремленный дух лишь в горах находит свою опору. И потому, покидая горы, как голос сердца, прозвучало признание: «эти опасности природы так веселы по существу, так будят бодрость и так очищают сознание… Как жаль из безлюдия спускаться в кишлаки людских толп» [2, 131]. 

«В серебряном тумане потонули снеговые горы. Жаль прощаться с высотами, где хотя и студено, но кристально чисто и звонко. Где само название "пустыня" звучит вызовом всем городам, уже превратившимся в развалины или еще не превратившимся.

Отчего же грустно отдаляться от Куэнь-Луня, от хребта древнейшего?» [2, 128]. 

Слева направо: Николай Рерих. "Куэнь-Лунь". 1937                 Николай Рерих. "Камни Ладака". 1932

Выйдя на широкую равнину и, продвигаясь по течению горного ручья, путники подошли к большому становищу горных киргизов, остановившись здесь на ночевку. На следующий день шли по течению реки Санджу-су, как называли ее местные жители. И снова встрепенулось сердце художника: «Вот горе! Горы стали заметно понижаться. Высота пути не более 7000 футов (≈2150 м). Ведь южная часть пустыни не ниже 4000 футов (≈1200 м)» [2, 128].  

Спустившись в Санджу-оазис, Рерихи окончательно расстались с горными вершинами, так долго сопровождавшими путь экспедиции. Прощание с горами вылилось в удивительные по своей красоте строки – поэзию в прозе. Высокий слог говорит о высоте духа пишущего: 

«Мы простились с горами. Конечно, опять придем к горам. Конечно, другие горы, вероятно, не хуже этих. Но грустно спуститься с гор. Ведь не может дать пустыня того, что нашептали горы. На прощанье горы подарили нечто необыкновенное. На границе оазиса, именно на самой последней скале, к которой мы еще могли прикоснуться, показались те же рисунки, какие мы видели в Дардистане, по пути в Ладак. В книгах о Ладаке такие рисунки называются дардскими, хотя, очевидно, они восходят к неолиту. И здесь, в Китайском Туркестане, на гляцевито-коричневом массиве скалы опять светлыми силуэтами те же стрелки из лука, те же горные козлы с огромными крутыми рогами, те же ритуальные танцы, хороводы и шествия верениц людей. Это именно предвестники переселения народов. И был какой-то особый смысл в том, что эти начертания были оставлены на границе в горное царство. Прощайте, горы!» [2, 129-130]. 

Николай Рерих."Такла-Макан". 1925        

Царство гор сменилось царством песков. И четыре долгих перехода вдоль южного края великой пустыни Такла-Макан вели путников в Хотан, древнее царство нефрита. Юрия Рериха, знатока древностей, конечно же интересовало все касаемое культуры проживаемых на этой территории народов. «У местных жителей мы пытались разузнать, нет ли где поблизости конешахров, или развалин памятников древности – пещер или древних гробниц-мазаров, – записывает Юрий в дневнике. – Все мы слышали об археологических памятниках Такла-Макана, а также о богатых находках сэра Аурела Стейна в окрестностях Хотана и на востоке оазиса. Однако ничего не известно о том, что могло сохраниться в горах севернее перевала Санджу» [1, 83]. 

 

Не только Юрий, но и сам Николай Константинович, окунувшись в энергетический поток пространства, ясно чувствовал дыхание жизни прошедших эпох. Его размышления об исторических событиях, прошумевших здесь в прошлые века, полнятся как чередой научных прозрений, так и скрытых, не проявленных в слове, но ощущаемых в духе, процессов, связанных с построением будущего. Читающий дневники Рериха, погружается в пространство, так искусно рисуемое мысле-словом автора, и не перестает восхищаться этими тончайшими «линиями» и «красками», которые, словно не менее тончайшими нитями ткут панораму уже не только прошлого или будущего, но единой жизни, волны которой устремлены к берегам новой эволюционной ступени.

 

Прислушаемся:

«11 октября.

Под щебетанье птиц и блеяние стад, под веселое журчанье арыков мы вышли из Санджу. Скоро повернулись от оазиса, поднялись по песчаному откосу русла и оказались в настоящей пустыне. Холмы легли слабым неопределенным силуэтом. На горизонте дрожит воздух, точно сплетая какие-то новообразования. Развернулся полный узор песков. Это уже именно та необозримость, по которой двигались великие орды. Ведь и Чингис и Тамерлан проходили именно здесь. И так же как на волнах не остается следов от ладьи, так же на песках не осталось никакого намека на эти движения.

Здесь встала вся нежность и вся беспощадность пустыни. И киргиз указывает на дымчатый, розоватый северо-восток – там великая Такла-Макан! Там захороненные города. Там Куча – столица бывших тохаров. Известны их манускрипты, но знаете ли, как произносить эти знаки? По аналогиям можно прочесть буквы, но начертание звука пропало. Дальше, там, на склонах гор, Карашар – древнее место. Там долго до сокрытия находилась, по свидетельству китайских источников, чаша Будды, перенесенная в Карашар из Пешавара. А еще дальше – отроги Небесных гор и полунезависимые калмыки, помнящие свою историю, свои горы, пастбища и священные горы. А еще дальше – великий Алтай, куда доходил Благословенный Будда.

Трепещет щит песков. Исчезают текучие смываемые знаки. Расспрашиваем о древностях. Из пустыни уже многое вывезено, но еще большее скрыто песками и найти это можно лишь ощупью. И сейчас, после сильного бурана, из недр обнаруживаются новые ступы, храмы и стены неведомых селений. По малым признакам скажите ли, где захоронено самое главное?» [2, 132].

 

Что скрывает «щит» пустыни»? Какие неведомые селения и культурные древности притаились под ее защитой? Вспоминаются «тайники знания» и «клад захороненный», внутреннюю суть этих образов Рерих связывал с сокровищами и лучшими достижениями многовековой культуры человечества, которые имеют важное значение для построения будущего. А в очерке «Новая Эра» он писал: «Грядущая жатва всех забытых сил и возможностей расцветет лишь на почве сознательного стремления и неумолчной работы. Расцветет именно здесь, на земле, ибо сущность земного плана очень важна» [5, с.107]. 

 

Идя «шёлковой» дорогой от Санджу до Пиалмы и от Пиалмы до Завы, преодолевая пространство пустыни, Рерих снова размышляет: «И не потому только «шёлковой», что по ней шли караваны с шёлком, но и сама она шёлковая и отливает всеми комбинациями радуги песка. Молочная пустыня с тончайшим рисунком песчаных волн. Ветер несёт жемчужную пыль. И она на ваших глазах ткёт новое кружево по лицу земли. Стоят старинные верстовые башни, большая часть их полуразрушена» [2, 133].

 

Но, читая у Рериха о полуразрушенных строениях, сохранившихся с былых времен культурного расцвета народов, о занесенных песками древностях, вспоминаем его же слова о том, что «каждый конец есть только начало чего-то, еще более значительного и прекрасного» [2, с.117]. И нужно только устремиться к этой красоте, устремиться осознанно. И тогда откроются древние источники и заговорят письмена и уже очищенным духом прочтут поколения, идущие за нами, сказку жизни будущей.

 

«От Завы до Хотана весь путь идёт оазисом» [2, 134]. Оазисы – это острова жизни в пустыне. Пройдя непрерыв­но тянущиеся селения, маленькие базары и сады, экспедиция 14 октября вошла в Хотан.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

 

Литература:

 

1. Рерих Ю.Н. По тропам срединной Азии. Пять лет полевых исследований с ЦентральноАзиатской экспедицией Рериха / Пер. с англ. И.И.Нейч, А.Л.Барковой – М.: Международный Центр Рерихов, Мастер-Банк, 2012. – 780 с.: 290 ил., карт.

2. Рерих Н. К. Алтай – Гималаи: Путевой дневник. – Рига: Виеда, 1992. – 336 с.

3. Живая Этика. Община.

4. Рерих Н. К. Сердце Азии. В кн.: Рерих Н.К. Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Виеда, –1922.

5. Рерих Н.К. Новая Эра. В кн.: Рерих Н.К. Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Виеда, –1922.

Можно развернуть.

На фоне страницы: Николай Рерих.  Легенды.. 1923

Можно развернуть.

На фоне страницы: Николай Рерих.  Легенды.. 1923

© ВЕСТНИК КУЛЬТУРЫ

международного рериховского движения

Сайт создан на Wix.com

Счетчик заменен. Было 43000

valerijkucherjvskij@gmail.com  | +38 (095) 0603908

bottom of page